Вчера, позавчера и завтра горцы не знали. Они говорили, когда речь шла о вчера — было светло или темно и — будет светло, когда подразумевали — завтра. Туро поведал, как сумел о том, что вчера ближе к вечеру Утаре вернулась в поселок без добычи и взволнованная. Она собрала горцев и рассказала, что в лесу видела много чужаков. Собрав ценное имущество, горцы отогнали в степь стадо, а Утаре с волчицей вернулась в лес. Племя переночевало в степи, греясь теплом от животных, а увидев над поселком дымы, горцы решили вернуться.
Выслушав историю Туро, я подошел к Уро, оглядел его с ног до головы, потом с головы до ног, опять посмотрел в глаза. Он стоял, уныло спрятав голову в плечи, уставившись под ноги.
Надо ли заставлять человека лгать, когда ты все сам заведомо знаешь? Недолгое, но выразительное молчание, после которого я бросил последний уничтожающий взор на вожака горцев подействовали. Он вдруг отважно вскинул голову и сразу стал большим, уверенным в себе и неприступным.
— Утаре твоя женщина. Женщина вождя! Она сказала, Уро сделал… — ноздри его трепетали, глаза метали молнии, — Уро пойдет в лес, найдет чужаков и всех их убьет!
Мне пришлось бежать за рванувшим вдруг к лесу великаном, чтобы остановить его. Потом еще и уговаривать подготовиться к мести и пойти всем вместе.
Резкие порывы ветра утихли, и снова захлестал весенний дождь. Уро постоял какое-то время недвижимо, как изваяние, не обращая внимания на пляшущую под ногами воду, обдающую брызгами его чуни и крупные капли, стекающие по лицу, и посмотрел мне в глаза, грустно и горько…
Следы чужаков мы искали недолго. На поиски Утаре со мной отправились все мужчины нашего племенного союза. Туро и тот увязался. Всего нас было двенадцать — по меркам того мира большой отряд! Сырые дорожки-бороздки на рыжей подстилке из дубовых листьев, будто кто-то шел шаркающей походкой, еще были отчетливо видны. Будь я один, наверняка обнаружил следы раньше и, наверное, смог бы представить, что происходило в лесу вчера, но то будь я один… Норх и Брех из племени Лося обнаружили тропу чужаков и громкими криками известили об этом остальных преследователей. Собравшись вместе, мы побежали вдоль разворошенной листвы, не заботясь о скрытности. Наверняка пришельцы успели уйти далеко.
Когда над лесом закружили сырые сумерки, мы обнаружили холодное кострище. Я закричал, чтобы все оставались там, где стояли и, убедившись, что соплеменники меня поняли, сам стал кружить по округе, вглядываясь в землю. Вскоре на опавшей листве у дуба-великана чуть в стороне от углей я увидел кровь. Она успела высохнуть, потемнеть, но все равно мне стало понятно, что лежавший тут человек — не жилец. Можно сказать, что он истекал кровью, пока его соплеменники грелись у костра. А рядом листва тоже была примята, почти так же, как и окровавленная. Тут тоже кто-то лежал… Я верил, что Утаре и боролся с желанием тут же продолжить преследование.
Сумерки сгущались, и я знал, что очень скоро лес погрузится в зловещую черноту. Мои соплеменники уже разбрелись по округе, собирая валежник, Той «колдовал» над кострищем, пытаясь развести огонь.
Пока перекусывали вяленой рыбкой и не менее твердыми лепешками, я поделился с соплеменниками своими догадками. Что, мол, один из чужаков истекает кровью, а Утаре, наверное, с ними. Объяснил, почему я так думаю. Соплеменники молчали, работая челюстями, а потом и вовсе вповалку завалились у костров спать. Тогда мне пришла в голову мысль, что раз чужакам для ночевки хватило одного костра, то их меньше, чем нас.
Мне не спалось. Я ушел в лес, в темноту настолько густую, что казалось по ней можно плыть, разводя руками, как по реке. И не было над головой неба, потому, что сквозь темень ни звезды, ни Луна не могли проклюнуться. Обычно в такую ночь хорошо спиться, только не мне и не тогда…
Прислонившись спиной к дереву, не обращая внимания на сырость, я сидел и вглядывался в темноту, пока незаметно для самого себя погрузился в сон. Спал я без сновидений, пока влажный шершавый язык не прошелся по моей щеке и подбородку. Пальма поскуливала и все норовила забраться на колени. Я провел ладонями по ее боку, шерсть волчицы была спутанной и тяжелой в корках из грязи и, как я догадывался, засохшей крови. Уже у костра я смог рассмотреть десятки колотых и резаных ран на ее морде, спине и боках. Хвала Всевышнему, чужаки смогли испортить волчице лишь только шкуру. Я улегся у одного из костров, Пальма устроилась рядом и быстро уснула, разомлев от тепла и моих поглаживаний. Сам я спал плохо, мерзла спина, а я старался не шевелиться, чтобы не потревожить волчицу.
Серое мрачное утро не сулило облегчения. Холод пробирал до костей, не спасал даже теплый плащ. Я растолкал Тоя и Люта, они стали будить остальных. Собрались быстро. Затушив костры мочой, мокрыми листьями и ногами мы отправились по едва заметным следам.