Кроме политики

Марк Кёниг↔Mark König (Iсаєнко), сын программиста Ойгена Кёнига, внук жителя Кёнигсберга, родился в 1986 году в Киеве, преподаватель электроники в Берлинском университете. Сотрудник II группы, нелегал. Действует под легендой работника кайзеровской ЭВМ М. И.  Штаухица (Stauchitz). Характер нордический, выдержанный. В связях, порочащих его, замечен не был. В теннис не играет. К работе относится на полном серьёзе, беспощаден к лени. Выясняет правду о предполагаемых связях кайзеровского правительства с российским подпольем.

Сотрудник выбран в качестве немца из СНГ и как близкий знакомый физика Э. Фрёлиха. До 2014 года имел учёное звание ассистента. В 2014-15↔1896-97 гг., будучи оперативником, участвовал в предотвращении гибели Лилиенталя, попытка провалена.

Клара Вольф↔Klara Wolf (Смирнова), дочь программиста Михаэля Вольфа, родилась в 1991 году в Подмосковье, преподаватель информатики в Берлинском университете. Сотрудник II группы, нелегал. Действует под легендой младшего брата Штаухица. До 2018 года имела учёное звание ассистента, в первом деле ввиду возраста не участвовала.

За кадром: Вёлер↔Wöhler, сотрудник разведки ФРГ, двоюродный брат Э. Фрёлиха. Резидент II группы. Действует под легендой Э. Хаузера (Hauser), журналиста прусской консервативной газеты Die Königswelt. Начал работу в качестве старшего оперативника (см. выше), пребывает на месте непрерывно с 11.2014↔08.1896. Братья Возняк, близнецы, учителя математики и информатики, украинцы (слуге Вострина не родственники). Действуют под легендой камердинеров Штаухица и его брата. Готлиб Фрёлих↔Gottlieb Fröhlich (см. выше), прямой предок физика. Его камердинер — прямой предок Кёнига. Оба завербованы (II группа). Исаенко, киевский чиновник, предок того же сотрудника. Завербован вместе с камердинером (II группа). Штубер↔Stuber — представитель политической полиции Германской империи, о шпионской деятельности «Штаухица» долгое время не догадывался.

Сыщик

Едва только аромат кофея заполнил собой кухню, Якуб вдохнул благорастворение воздухов. В ясный миг, когда парок коснулся ноздрей, слуга проявил твёрдость: напиток предназначался господину, и воровство даже молекул смотрелось бы неподобающе.

После спальни барин сидел в гостиной и, не делая ни единого движения, неподвижной позой своей отсылая к Фаддею Павловичу из Охранного, изнывал от вынужденного отсутствия музыки. В его беззаботные молодые годы источником радости был ныне покойный друг-скрипач. В годы сыскного радения скрипку сменило пианино, чьих клавиш касались холёные пальцы барыни. По воле судьбы спутница жизни Василия Леонтьевича была невенчанной, но барин в общении с Яковом никогда не затрагивал матримониальную тему.

Молчаливые губы сжаты, глаза мечутся по строчкам и по убранству спальни. Господские пальцы цепко сжимали письмо от его кузена, издавна служившего надзирателем сыскной части и замечательного тем, что направил молодого барина на путь истинный.

— 6-я Тверская Ямская надолго запомнит прошлую ночь. Всё утро пролетарии устанавливали персональную электронную вычислительную машину, — провозгласил Василий Леонтьевич, с явной гордостью чётко выговорив всю тройку прилагательных. — Что бы ты ни хотел, Яша, но быть тебе процессором. Недаром ты давеча подключался к серверу Петербургского университета.

Здесь будет полезным отметить, что в столичном университете трудился видный сыщик из Охранного, чья полицейская деятельность наложила на Э. В. М. характерный отпечаток. Ради борьбы с крамолой в работники машины записали вольнолюбивых петербургских студентов. Несколько долгих лет они проливали пот на благо информатики. Наиболее усердным студентам вполне заслуженно достались золотые медали. Яков запомнил имена двоих: их звали Борисом Савинковым и Иваном Каляевым. Что примечательно, биография обоих тружеников была связана с родной для Якуба Варшавой.

Наряду с польской культурой Якуб уважал культуру других славянских народов, в первую очередь украинскую и чешскую. Волей судьбы общение через энтернец с дружелюбными потомками привело его к знакомству с творчеством чешского сатирика Ярослава Гашека. В следующем десятилетии он напишет пятёрку рассказов о солдате Швейке, а в дальнейшем новая, более серьёзная, книга о поумневшем солдате вместит в себе мировую войну. Современникам Вострина и Якуба не положено было знать чересчур много, как следствие, ознакомление ограничилось первыми главами.