Кромешный свет

– Но тогда очень сложно понять, что вы, военный с большим стажем, тренированный мужчина в расцвете лет, потеряли сознание после того, как вам чем-то порезало спину, порвало мышцу на руке и надавило на ребра. Потеряли сознание, да так, что ничего не помните? Амнезия происходит, как правило, при ударе по голове. Не от моментальной же потери крови? А у вас основное кровотечение произошло при транспортировке.

– Ну, я же не врач, я не знаю… – уныло ответил Мареев.

– Ладно, действительно… Не вы же в этом виноваты. Ну, потеряли и потеряли. Квалификационная комиссия пусть потом сама разбирается. Вам до пенсии сколько еще?

– 2842 дня, – не задумываясь, ответил прапорщик.

– Вот как! Ждете, небось, не дождетесь? – улыбнулся майор.

– Да нет… – Мареев смутился. – Просто так принято у нас.

– Скажите, вы алкоголя много потребляете?

– Я? Да как можно? – праведно возмутился Иван Андреевич. – Ни капли!

Майор сделал пометку в своей записной книжке. И как бы случайно повернул ее в руке так, чтобы прапорщик смог прочесть последнюю запись «Склонен ко лжи…».

– Нет, я имею в виду, – прапорщик сделал вид, что ничего не видел, – во время лечения, согласно рекомендациям… А так – не больше других. По праздникам, под хорошую закуску…

Прапорщик замялся, почему-то вспомнилась двадцатипятилитровая канистра с краденым спиртом, стоящая дома на кухне под умывальником.

Майор сделал еще одну пометку, но Мареев на всякий случай подглядывать не стал.

– Скажите, а вы записи для чего делаете? – набрался храбрости прапорщик. – Доклад какой потом или?..

– Ну, я ведь психолог, потом заключение напишу в вашу историю болезни. Вы ведь хотите вылечиться и вернуться на службу? Вам могут страховку заплатить и, может, даже к награде представить. Ведь нешуточное дело – закрыли собой личный состав от обломков ротора. Как написано в докладной вашего начальства.

– Ну да, – уныло протянул Мареев, чувствуя, что не верит ему майор ни на грамм.

– Ну, давайте поговорим о том, что случилось тогда. Я ставлю перед собой цель победить вашу ретроградную амнезию и вернуть вас в строй здоровым.

– Измену родины шьете? – сердито спросил прапорщик, смутно вспоминая, что слово «ретроград» – политически ругательное.

– Ну, во-первых, не родины, а родине, во-вторых, не шью, откуда только у вас такой жаргон блатной? А в-третьих, дорогой Иван Андреевич, сдается, что вы мне, вашим же словарем пользуясь, парите.

– Что парю, что парю! – Прапорщик с упавшим в глубины темного ужаса сердцем понимал, что майор никакой не врач и что сейчас его будут так потрошить, что рваные раны на спине покажутся лаской юной девы.

– Вот если окажется, что у вас не боевое ранение, а бытовое, то ничего страшного – в глобальном масштабе – не произойдет. А если выяснится, что ваше начальство что-то скрывает, то это уже совсем другая история. И сговор, и групповое преступление, должностное и уголовное.

– Ничего я не знаю, – беспомощно ответил Мареев.

– Впрочем, к психологии, которую я в данный момент представляю, это не имеет никакого отношения.

Прапорщик сердито зыркнул на гостя.

– Тогда расскажите мне, если, конечно, помните, что за борт сел за десять минут до того, как вы получили травму?

– Не знаю.

– Как же не знаете? Вы же его разгружали! – Майор достал из своей добротной выделки кожаной папки фотографию.

На ней был снимок вполне удовлетворительного качества, видимо, с камеры наблюдения. На фото прапорщик Мареев собственной персоной стоял у аппарели, причем номер борта хорошо читался. В углу снимка были дата и время.

– Вот видите, за три минуты до того, как вас травмировало.

– А вам зачем? Разве это медицинские показания? – не очень уверенно возмутился Мареев.

– Я просто выясняю степень вашей амнезии.

– Не было такого. – Иван Андреевич уставился в крашенную зеленой больничной краской стену.

– Это снято с дисков системы безопасности аэродрома. Вы же знаете, все мониторится. Во избежание.

– Не может такого быть!

– Почему вы с такой уверенностью заявляете? Или, может, хотите весь ролик посмотреть?

– Скажите, товарищ майор, вы точно из медицинской службы?

– Ну, как вам сказать, психология – вещь настолько всеобъемлющая… Так как, ролик показать или мы поговорим по душам? Я сразу могу вам обещать, если я узнаю всю правду о том, как вы получили травму, то дальше этой палаты ни одно слово не просочится. Ни одно слово. По крайней мере, вы останетесь чисты, со страховкой, наградой и, возможно, с премией. А может, и повышение получите.

– С каких пор врачи повышение дают? – вяло спросил Мареев.

– С тех пор, как психология стала наукой, мы, психологи, способны на многое. А вы ничего не слышали о пентотале натрия?

– Это от чего?

– О, вы сразу уловили, что это медицинский препарат. Это не от чего, а для чего. «Сыворотка правды».

– Колоть будете?

– Зачем сразу колоть? Я к тому, что правду-то я всегда узнаю.

Прапорщик замолчал. На его лице читалась настолько тяжелая работа мысли, что казалось, по палате пронесся явный скрип.

– А давайте так! – Идея Марееву пришла в голову внезапно. – Вы скажете, что укололи мне, а я вам все расскажу!