Кронштадт. Город-крепость. От основания до наших дней

Одев цепь, городской голова произнес обычную фразу: „За прибытием законного числа гласных, заседание объявляю открытым“.

Заседание началось. В самый разгар прений появился сторож и начал зажигать огарки в люстре. Немного погодя показался другой и стал стирать пыль со столов. Один из гласных показал на перепачканные пылью рукава сюртука.

Поморская улица

Прения были оживленными. И здесь, как в настоящем парламенте, есть своя левая и правая стороны и центр. Левая, как и следует, всегда оппонирует, хотя и не всегда красноречиво и толково. Правая держится солидно, мнения ее членов выражаются последовательно. Центр большей частью безмолвствует и глубокомысленно созерцает. Наконец, за задним столом размещается резерв всех партий, делающий иногда вылазку.

Городской голова сдержан и, видимо, желает быть беспристрастным. Ораторам предоставляется говорить по порядку, но очень часто один неожиданно вскакивает и прерывает другого. Нередко раздается звонок. Вообще же прения идут очень и очень порядочно, принимая в расчет нашу непривычку к публичной общественной деятельности.

Немного спустя, появился поднос, уставленный стаканами с чаем. Начали обносить, конечно, с головы, потом секретарю, гласным. До публики поднос не дошел. Спустя немного, явился с махалкой сторож и начал гасить догоравшие свечи. Зачадило. Прения продолжались. Время шло…»[295].

Фрагмент чугунной мостовой

Заканчивая рассказ о Кронштадте в годы правления императора Александра II, следует отметить некоторые знаковые события этого периода. Например, появление в Кронштадте чугунной мостовой. Она была устроена в 1860 г. у Пенькового моста и, как писал в следующем году инженер-полковник Н.П. Эйлер, «простояла одну из самых суровых зим без всякого изменения и дурных последствий»[296]. Идея эта в Кронштадте прижилась настолько, что в 1862-м чугунную мостовую устроили под Петербургскими воротами и вдоль Петровской улицы, в 1863-м – вдоль Большой Екатерининской, а в 1864-м – от Пароходного завода до северного вала и вдоль стены Петровского Адмиралтейства на Якорной площади. Люди много лет ходили по этим мостовым, но, к сожалению, большая часть их со временем была утрачена, и лишь в 1974–1975 гг. восстановили небольшие участки чугунной мостовой на Октябрьской улице и на Якорной площади.

Сложная навигационная обстановка у острова Котлин еще в 1719 г. вынудила Петра I приказать, чтобы на Котлинской косе по ночам зажигали фонари. В 1857 г. для облегчения входа на Большой Кронштадтский рейд построили два створных маяка с секторным освещением, соответствующим безопасной части фарватера. Однако оставались подводные препятствия, и для обеспечения безопасного плавания в этом районе в 1863 г. был создан цех кронштадтских лоцманов, состоявший из 30 лоцманов. Временный проект его устава Александр II утвердил в августе 1863 г., а окончательный – лишь в ноябре 1873-го. Лоцманы (исключительно русские подданные) обеспечивали лоцманскую проводку судов от Толбухина маяка до вех Большого Невского фарватера. Далее эстафету принимали лоцманы Петербургского цеха, основанного Петром I еще в 1719 г. Школа лоцманов располагалась на южном берегу залива, в селе Лебяжье.

Совсем недалеко на запад от Лебяжьего находилась в те годы еще деревня Красная Горка. В начале XX в. здесь будет построен мощный форт, а в середине века XIX на окраине деревни располагался телеграф[297]. Однако это был не электрический телеграф, к которому мы давно привыкли, а вышка, информация с которой передавалась либо флажной системой, либо световыми сигналами. К сожалению, точно установить это мы пока не можем, но вполне вероятно, что на вышках использовалась система Клода Шаппа[298]. Известно, что перед самым началом Крымской войны по всему побережью Финского залива были построены телеграфные вышки, причем в Сестрорецке для этого пришлось вырубить несколько десятков дубов в заповедной роще Петра Великого[299]. Именно телеграф Красной Горки сообщил всем о приближении в 1854 г. англо-французской эскадры.