– городской, т. е. номер, под которым дом числился в городских книгах и крепостных актах. Эти номера шли в последовательном порядке для всего города;
– полицейский, при котором счет начинался с первого дома на каждой улице.
Затруднения в поиске был связаны с тем, что старые дома периодически сносили, а на пустырях возводили новые[326]
.Когда номера отсутствовали, приходилось искать помощи у дворников и прохожих. Очевидно, что настоящий почтальон должен был очень хорошо знать Кронштадт и его обитателей.
Лишь в феврале 1892 г. городская дума приняла решение о том, чтобы к домам были прикреплены доски с названиями улиц. В марте 1894-го еще одно решение думы обязало домовладельцев иметь установленный по порядку номер дома, но оказалось, что на одной улице попадались дома с одинаковыми номерами. И только в 1987 г. на домах появились голубые дощечки, на которых белой краской были написаны название улицы и номер дома.
0 Кронштадте начала 1880-х гг. интересные сведения можно почерпнуть из переписки поэта С.Я. Надсона (1862–1887), служившего здесь в 1882–1884 гг. После окончания Павловского военного училища он переехал в Кронштадт, где стоял его полк, и на первых порах находился в довольно бодром настроении. Через десять дней после переезда он писал дней поэту А.Н. Плещееву: «…вернулся в свою уютную комнату, где так балует меня моя мягкая мебель, так ласково горит лампадка перед образами, так дружелюбно глядят с полок этажерки любимые книги и заветные тетради, а на этажерке стоит карточка дорогой моей Н.М. Итак, решительно не так страшен черт как его малюют – Кронштадт производит на меня благоприятное впечатление. В полном смысле слова сбываются мои мечты: маленькая, очень и очень уютная комнатка, письменный стол, запирающиеся на ночь ставни (я это очень люблю) и главное сознание, что угол этот мой и что в нем наедине с собой я совершенно
В другом письме он пишет: «Как я живу? Изумительно! В Кронштадте имею успех. Во вчерашнем № „Кронштадтского вестника“ изображено в отчете первого литературно-музыкального вечера: „К удовольствию слушателей, г. Н., молодой поэт, которого прекрасные стихи помещаются в наших лучших журналах, с одушевлением прочел одно из своих стихотворений“ … Кроме того я пою здесь в любительском хоре морского собрания, буду участвовать в спектакле и устраиваю музыкально-литературные вечера в полку. Один уже был и сошел порядочно… Пишу мало и редко, потому что завертелся и
За почти два года, проведенные Надсоном в Кронштадте, он написал несколько лучших своих стихотворений: «Герострат», «Грезы», «Затих блестящий зал» и др.
Тут же увлекся одной кронштадтской барышней и «задумывал было жениться». Но дело «разошлось», так как ни с той, ни с другой стороны чувства серьезного не было.
Один из его приятелей писал: «Поэт жил с товарищами по полку в двух комнатах в Козельском переулке[328]
, довольно бедно и разбросанно, жизнью богемы, причем вечно у него кто-нибудь сидел, шли шумные разговоры, споры, раздавались звон гитары и звуки скрипки. С.Я. одарен был замечательными музыкальными способностями. В Кронштадте, как и всюду, куда забрасывала С.Я. судьба, он сейчас же становился центром кружка, собирал начинающих поэтов, пробующих писателей, любителей драматического и всяких других искусств. В Кронштадте непризнанные таланты находили у С.Я. самый теплый привет: образовывалось даже из местных элементов несколько юмористическое „общество редьки“. Здесь вокруг стола, уставленного нехитрыми питиями с закусками, с редькой во главе, кронштадтская богема развлекалась поэзией и музыкой, горячими разговорами и просто шалостями, свойственными подпоручичьему возрасту Жажда общественной деятельности не находила себе достаточного выхода в развлечениях клубов и собраний. С.Я. принимал горячее участие в устройстве спектаклей, литературных вечеров, он сам играл на сцене и читал стихотворения, иногда такие длинные, как „Садко“ графа Толстого»[329].Зиму 1883/84 г., когда болезнь (туберкулез) уже проявляла себя, поэт провел в Кронштадте, периодически уезжая в Петербург. Причем несколько раз путешествие это было для него весьма суровым – не имея шубы, морем в санях в трескучий мороз. Весной ему иногда приходилось оставаться на пароходе во льду семь-восемь часов. Это, естественно, резко отрицательно сказывалось на его здоровье.