Кронштадтский детектив

Мишка на нее совсем не похож. Михаилом-то его вообще словно бы в насмешку назвали. Маленький и щуплый, он больше всего походил на облезлую белку по весне. Единственное, что, пожалуй, их объединяло — это волосы. У обоих они были черные, как смоль.

— Здравствуйте, Марьяна, — начал я. — Вы как раз вовремя.

— Здравствуй, Ефим, — отозвалась та, подарив мне ослепительную улыбку. — Вот, пришла за своим оболтусом.

Семён на секунду оторвался от своих бумаг и взглянул на нас поверх конторки. Матвеев незаметно сделал ему знак, мол, не спеши. Семён бросил взгляд на Марьяну и как бы невзначай отложил перо.

— Извините, Марьяна, но так просто мы вам Мишку не отдадим, — сказал я. — У нас к нему есть вопросы.

— С кабатчиком я все вопросы уже решила, — заверила меня Марьяна. — Вот письмо, он к нам без претензий.

Наклонившись вперед, она легко забрала со столика Семёна бумагу и протянула ее мне. Наш дежурный разом стал вдвое суровее. Семён ненавидел, когда кто-то без спроса лез в его епархию. Я спокойно просмотрел письмо. Это оказался составленный по всем правилам документ — чего уж там, не впервой! — где значилось, что убыток, причиненный кабатчику сего числа Михаилом Алтыниным, полностью покрыт и никаких более претензий кабатчик не имеет.

— Все бы дела решались так просто, — тихо проворчал я.

— Так обращайтесь, — Марьяна снова улыбнулась.

— Может, и обращусь, — сказал я. — А сейчас скажите мне, Марьяна, Мишка в последнее время новых хвостатых друзей не заводил? Собак, например.

Марьяна нахмурила лоб, припоминая, потом пожала плечами. С животными Мишка ладил куда лучше, чем с людьми. Даже в цирк хотел дрессировщиком пойти, но кто ж его с его пьянками-то возьмет?

— Да они всегда вокруг него вьются, — медленно, всё еще соображая, произнесла Марьяна. — Ты, Ефим, поконкретнее.

— Дворняга, — сказал я. — На вид старая, седой масти.

Семён сделал удивленное лицо.

— Такую не припомню, — уверенно ответила Марьяна. — Но если бы ему такая попалась, не бросил бы на улице. А что с ней?

— С ней много всего странного, — сказал я. — Точнее, всё-таки, наверное, с ним. Это вроде как пёс. Конечно, если мы примем первоначальную версию.

— Это смотря как в эту версию вписывается мой Мишка, — сразу сказала Марьяна.

— Хорошо вписывается, — ответил я.

— И что он натворил? — спросила Марьяна, твердо глядя мне в глаза.

Мишка под таким ее взглядом сразу ей всё выкладывал. Я — не Мишка, но тоже почувствовал себя неуютно.

— Пока мы это выясняем, — сказал я.

— То есть вам толком нечего ему предъявить, — мгновенно уловила суть дела Марьяна.

Тут она была права. Ни умение стрелять из рогатки, ни пьяную болтовню о собаках-оборотнях к делу не подошьешь. Впрочем, я вообще не так уж и стремился засадить приятеля за решетку, но он был моей единственной реалистичной зацепкой, и я уж точно не собирался упускать ее за здорово живешь.

— К нему есть вопросы, — сказал я. — Я переговорю с ним, а вы пока подождите здесь. Семён вам чаю сделает.

— Может быть, лучше мы переговорим с ним? — предложила Марьяна, четко выделив голосом это «мы». — Ты же знаешь, какой он бывает упёртый, особенно когда пьяный. А мне Михаил врать не посмеет.

Тут она тоже была права. Вытянуть из Мишки правду зачастую было настолько муторным делом, что проще найти общий язык с Марьяной. Инспектор этого бы, конечно, не одобрил — тайна следствия и всё такое, — но, с другой стороны, он сам только что выдал мне картбланш.

— Хорошо, — согласился я. — Но имей в виду, если он всё-таки виновен…

— Содействие следствию ему зачтется в полной мере, — закончила фразу за меня Марьяна.

Матвеев криво усмехнулся. Я заверил, что обязательно зачтется, если только Мишка действительно станет с нами сотрудничать.

— Содействовать следствию буду я, — твердо сказала Марьяна.

— Отлично, — ответил я. — Тогда идём. Семён, захвати ключи.

— Ага, — как-то неуверенно отозвался тот.

Матвеев вызвался проводить Марьяну. Где у нас камеры, она хорошо знала, но приличной даме не пристало демонстрировать подобное знание. Я вернул Семёну расписку кабатчика. Тот шустро припрятал ее в свою учетную книгу, но не успел я и шага шагнуть, как он поймал меня за рукав. Я обернулся.

— Слушай, Ефим, — громко прошептал Семён. — Пока тебя тут не было, я за окном видел седую дворнягу. Я еще подумал, а вдруг это тот самый оборотень?! Сидел там под столбом и всё на наши окна глазел.

Он еще не договорил, а я уже метнулся к окну. На улице никого не было. Ни собак, ни прохожих. Марьяна с Матвеевым оглянулись на меня.

— Показалось, — пробормотал я.

Пока мы спускались по лестнице, Марьяна то и дело бросала на меня вопросительные взгляды, но вслух ничего так и не сказала. Матвеев всю дорогу над чем-то ломал голову. Работа мысли отчетливо отражалась на его лице.

Пока Семён отпирал камеру, Матвеев шагнул ко мне и шепотом спросил:

— Слушай, а чего он к нам припёрся, если часы уже у него? Чего ему еще надо?

Я пожал плечами. Семён открыл камеру. Мы зашли. Марьяна хмуро взглянула на спящего сына. Словно почувствовал на себе ее взгляд, Мишка беспокойно заворочался.