Кронштадтский детектив

С кислой физиономией Мишка отогнул подкладку и, пошарив там, достал свернутые в трубочку деньги. Он отдал их Матвееву. Тот развернул. Там оказалось ровно пятьдесят рублей — пять червонцев выпуска 1905 года, но такие затертые и замятые, будто бы их выпустили еще в прошлом веке.

Всё выглядело так, словно интуиция меня не обманула. По крайней мере, выглядело, пока не встал вопрос о часах купца.

— Какие часы? — переспросил Мишка.

В его мутном взгляде промелькнула хитринка. Ёшкин кот, теперь точно будет строить из себя великого загадочника! Впрочем, именно на этот случай у нас и была Марьяна.

— Часы в золоченом корпусе, — строгим тоном, каким обычно говорят «нам всё известно», сказал я. — С изображением собаки.

— Не видел таких, — заявил Мишка.

А на лице прямо написано: «а вот угадай, видел или нет?» Как будто заняться мне больше нечем.

— А сколько они стоили-то? — спросила Марьяна. — Может, просто компенсировать ущерб и закрыть дело?

— Дороговато вам это встанет, — сказал я. — Часы пять тысяч стоят.

— Сколько?! — Мишка аж поперхнулся.

— Пять тысяч, — четко и внятно повторил я. — Так что сам понимаешь, нам они очень нужны.

— Ну правда, первый раз слышу, — жалобным тоном протянул Мишка.

Прозвучало это действительно похоже на правду.

— И на кладбище сегодня не был? — спросил я.

Мишка опасливо глянул на мать, потом на меня.

— Не-а, — заявил он.

Вот тут у меня с ходу возникло ощущение, что он опять врёт. Судя по тому, как нахмурился Матвеев, не у меня одного. Собственно, и в глазах Марьяны я прочел неприкрытое сомнение. Мишка вскочил на ноги, перекрестился и заявил, обращаясь к матери:

— Богом клянусь, мам, никого я сегодня не грабил!

Семён недоверчиво хмыкнул. Я нахмурился. Любому другому я бы в такой ситуации ни за что не поверил, но чтобы Мишка вот так прямо, с клятвой, соврал матери, да он лучше в тюрьму сядет!

— А деньги тогда откуда? — озвучил Матвеев общую мысль.

— Знакомый дал, — тотчас ответил Мишка.

— Хорошие у тебя знакомые, — сказал я. — Аж завидно. Будь другом, познакомь нас.

— Ага, друг, — проворчал Мишка. — А кто меня чуть что, за шкиряк и в кутузку?

— Это всё он, — сказал я, указав на Матвеева.

Городовой фыркнул. Марьяна усмехнулась, но взгляд ее оставался строгим.

— Да я сам его не знаю, — нехотя признал Мишка.

— И он дал тебе полсотни?!

— Ну не за просто так, конечно, — еще более нехотя признал Мишка.

Взгляд его при этом такие вензеля по полу выписывал, что если б он след оставлял — сложнейший бы узор получился. Хоть выпиливай потом кусок пола и на выставку.

— Уже лучше, — сказал я. — И за что он тебе заплатил?

— А это моё дело!

— Уже нет, — ответил я. — У купца стянули точно такую же сумму, так что ты, приятель, под подозрением.

— Да говорю тебе, не грабил я никого! — заявил Мишка. — И не крал. Вот в кои-то веки честно заработал, а мне никто не верит!

— Поверю, когда расскажешь: как? — пообещал я.

Мишка взглянул на мать, вздохнул и ответил:

— Да попросил он, чтоб я за его псом присмотрел. Ну а что? Для меня дело привычное. Опять же, деньги хорошие.

— Даже слишком хорошие, — сказал я.

— Ну а что? — спросил Мишка. — Некоторые своё зверьё повыше людей ценят.

Я согласился с тем, что такое бывает. Ну а как спорить, когда один такой прямо передо мной стоял? Точнее, раскачивался, как осинка на ветру.

— Хотя сумма уж больно приличная, — заметил я.

— Так и господин приличный, — ответил Мишка.

Вот тут он попался. Раз уж помнил, что господин приличный, то должен помнить, как тот выглядел! Мишка извивался, как уж на сковородке, но описание «приличного господина» я получил: высокий, худощавый, возраст Мишка на глаз определить не брался, но заметил седину в волосах. На купца Барсукова он походил мало.

Мы с Матвеевым переглянулись. Марьяна мгновенно уловила наши сомнения.

— Не ваш клиент, да? — спросила она.

— Пока не знаю, — ответил я. — Мишка, а этот пёс каким был? Седой дворнягой?

Получив утвердительный ответ, мы пошли на второй круг совсем неувлекательной игры «вытяни из Мишки честный ответ».

Имени «приличного господина» Мишка не знал. Тот просил называть его просто Гвоздь. Нам с Матвеевым это прозвище ничего не говорило. Марьяне — тоже. По словам Мишки, Гвоздь был приезжий, а может, и вовсе иностранец. Акцент у него был легкий, но заметный.

— Немец, может, — неуверенно сказал по этому поводу Мишка.

Познакомились они еще осенью, на немецком кладбище. Тут мы с Матвеевым переглянулись. Гвоздь там, по его словам, искал убежавшего пса. Мишка тут же вызвался в помощники, но пса они тогда так и не нашли. Впрочем, Гвоздь не сильно о нём беспокоился. Мол, нагуляется — сам придет. Тем не менее во время их последней встречи Гвоздь попросил Мишку присматривать за лохматым другом.

— Ну, как присматривать? — рассказывал он. — Подкармливать иногда, смотреть, чтоб не обижал кто. А так он сам по себе тут бегал. Ну а мне что, трудно, что ли? Да и заплатил он.

— Погоди, погоди, — прервал его Матвеев. — А ты одновременно хозяина и собаку видел?