Кронштадтский тупик (СИ)

Из-под автобуса, стоящего во дворе, торчали чьи-то ноги в синих рабочих штанах. Человек чем-то брякал и ворчал:

– Ну, вот опять: заправляют хрен знает чем, а потом, конечно, все засоряется… Тебе бы, дятел, такого выпить, тоже бы заглох. Ну, так и знал: менять надо! Этот "паленый" бензин… – выбираясь из-под автобуса, ремонтник основательно изругал и некондиционное топливо, и тех, кто его покупает, экономя деньги, выделенные на заправку. Но при виде посетителей, тут же сменил тон:

– Добрый день, вам помочь?

Это был щуплый насупленный мужичок лет пятидесяти с седеющими усами и взлохмаченными волосами. Комбинезон был ему великоват.

– Вы не знаете, где найти Василису Степанову? – спросила Наташа.

– Васька! – неожиданно громко для своей субтильной комплекции гаркнул мастер. – Эй! Дядя Степа! Подь сюда!

– Тебе че, Михалыч? – заорали из гаража. – Не могу, я зад автобусу вправляю, какой-то "чайник" на светофоре стукнул! – человек зашипел от боли и выругался. – Чего надо?.. Блин, у этого дубака тормоз только в зеркале!

– До тебя люди пришли! – надрывался Михалыч, и Наташа сразу вспомнила учения на Кубани, возле какой-то станицы. Это там говорили с таким произношением и причудливыми речевыми оборотами. "Далеко же Михалыча занесло от родимой Кубани!", – Наташа на секунду прикрыла глаза, вспоминая шелестящую пшеницу, огромные подсолнухи, сладкий запах фруктов и мягкий говорок местных.

– Так че надо? – заорали из гаража.

– Сама выдь да спроси! Я те че, толмач?

Из гаража вышел человек в комбинезоне, на ходу вытирая ветошью измазанные смазкой руки. На первый взгляд женского в его облике не было ни капли. Мешковатый комбинезон, измазанный маслом и мазутом, мужская стрижка, тяжелая поступь. Но, когда он подошел, Наташа и Белла увидели лицо с тонкими мягкими чертами и ярко-синие глаза с пушистыми ресницами. И светлые волосы выглядели шелковистыми, совсем не мужскими.

"И правда гусар-девица, – подумала Наташа, – и я была такой же в армии…"

Тогда Наташа изо всех сил прятала, давила в себе женское начало, старалась не выделяться среди парней. Она стриглась под ноль, разрабатывала руки, чтобы появились мозоли, изматывала себя на физподготовке и злилась на свой высокий женский голос и пышную грудь. Она много курила, чтобы голос охрип и огрубел, а грудь безжалостно давила формой и бронежилетом, не лезла в карман за крепким словом и была скора на расправу. Кулаки у Наташи были тяжелыми, а реакция – молниеносной. Довольно быстро ребята поняли, что Навицкую надо воспринимать только как солдата, и никак иначе. Прочие проявления женской природы злили юную Наташу, вгоняли в краску, но поделать с ними они ничего не могла. Их приходилось тщательно скрывать.

Впервые она, образно говоря, ослабила бронежилет только в 32 года, встретив Аркадия Вальтера… Но после его предательства едва не замкнулась в своей броне уже навечно. Если бы не Виктор Уланов, который смотрел на нее преданными влюбленными глазами, бился за нее, как лев и даже сиганул в июньскую Оккервиль за ключевым свидетелем ее невиновности… В ноябре Наташа и Уланов отметили пятую годовщину свадьбы, первый юбилей. И Наташа поняла, что может быть не только бойцом и сильной личностью, но и женщиной – женой и матерью. И была благодарна мужу.

– Здрасте в нашей хате, – сказала Василиса, подойдя к ним, – чего у вас? Если можно, коротенько, у нас тут работы подвалило…

Наташе не хотелось сообщать девушке новость во дворе при всех. Она предложила куда-нибудь отойти.

Василиса отвела их под навес, где стояли стол, скамейка и несколько чурбачков для сидения, и два ведра с песком. Песок был густо утыкан окурками. Не приглашая гостей сесть, Василиса первой плюхнулась на чурбачок, достала пачку "Беломорканала", закурила и спросила:

– Так что у вас?

Строков умоляюще посмотрел на спутниц: пусть лучше они расскажут девушке, что случилось с ее отцом.

Белла взяла разговор в свои руки. Представившись и назвав своих спутников, она произнесла:

– Василиса Егоровна, речь пойдет о вашем отце.

– Он заболел? – обеспокоенно привстала Василиса.

– Он задержан, – Наташа тоже достала сигареты, жалея, что курит сейчас "элегантные дамские" "Эссе". Сейчас бы подошло что-нибудь покрепче…

– За что? – еще больше оторопела Степанова. – Он же мухи сроду не обидит!

Белла рассказала о том, что накануне произошло в Екатерининском парке.

– Мы сами это видели, – заключила она.

– Блин, – Василиса взъерошила пятерней короткие волосы. На висках и над лбом они были почему-то светлее, чем на макушке и затылке. "Да она седая, – догадалась Наташа. – В 25 лет!"

У нее самой первая седина на висках появилась в СИЗО, на 75-й день голодовки.

– Ну, папка, – тихо сказала Василиса, – чтобы он да драться полез…

– Потерпевшего звали Богданом Гусевым, – Белла тоже вытащила пачку, – он служил в Петербурге, а до этого – в Кронштадте, оперативником. Сюда приехал, чтобы встречать со своей подругой Новый год. Ваш отец говорил, будто Гусев слова доброго не стоил.