Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы

Первое четкое заявление о победе и захвате Кронштадта было сделано в письме делегатов Х съезда РКП(б) Ворошилова, Затонского, Бубнова в ЦК 18 марта в 13 часов: «Выдержка и спайка коммунистов еще раз победила. Кронштадт снова в наших руках. Операция представляла громадные, казалось, непреодолимые трудности. Кронштадт был сильно укреплен. Его гарнизон, дравшийся с мужеством отчаяния, находился в руках опытного командования, в то время как в некоторой части советского аппарата имел место явный саботаж, в воинских частях наблюдались неустойчивость, колебания. ‹…› Боязнь вступить на лед довела до открытых отказов от выполнения приказов со стороны ряда полков. Благодаря энергии коммунистов, как прибывших с Х съезда, так и командированных разными организациями, ‹…› все трудности были преодолены и части, накануне разоруженные, пошли на лед. Несмотря на колебания некоторых полков, в общем, части вели себя геройски и, не обращая внимания на тяжелые потери от сосредоточенного пулеметного и артиллерийского огня, ворвались на рассвете 17 марта в Кронштадт. После первых минут растерянности противник решил дать бой в городе. На всех углах появились сотни матросов, началось братание, вначале сбившее с толку наши части. Тем временем мятежники расставляли пулеметы по чердакам и окнам, так что, когда усилиями командного и комиссарского состава приступлено было к разоружению вертевшихся вокруг матросов, втянувшиеся в город красноармейские части были засыпаны со всех сторон пулями. Создалось чрезвычайно тяжелое положение. Усталые части растерялись и дрогнули. Здесь в уличных боях мы понесли жертв больше, чем на подступах к крепости, причем выбывал преимущественно наиболее стойкий элемент – комсостав и коммунисты. Понадобилось невероятное напряжение, чтобы удержаться хотя бы на юго-восточной окраине города»[572]. Документ уникальный. Это яркое свидетельство того, что мятежники были едины в своем желании бороться до конца, а в советских частях была сильна симпатия к кронштадтцам. Даже руководители обороны никогда не сообщали, что во время уличных боев в Кронштадте они были очень близки к победе, а у коммунистов все висело на волоске, и, чтобы удержаться на клочке кронштадтской земли, им потребовалось «невероятное напряжение». Описание попытки братания со стороны защитников Кронштадта с атакующими также представляет большой интерес. Кронштадтские матросы и рабочие хорошо понимали, что именно они выражают волю и желание всей страны и что красноармейцы и часть курсантов хотят перейти на их сторону. Командиры и комиссары могли предотвратить это только одним способом – открыть огонь по братающимся. На фоне этого признания собственных ошибок заявление Тухачевского о победе поражает какой-то мальчишеской, совершенно неуместной бравадой: «Наши части прямо приводят в недоумение своим нахальством и смелостью – вся атака была очень трудна – форты отвесные и пространство по льду совершенно открытое»[573]. Каменеву он таким образом охарактеризовал свое участие в штурме Кронштадта: «В общем, полагаю, что наша гастроль здесь окончилась»[574]. Для него величайшая трагедия, гибель многих людей – это просто выступление хорошо оплачиваемого профессионала. Троцкий, которому Каменев сообщил об этой беседе, был вначале удивлен словами своего любимца, но быстро все понял: «Интересное сравнение, но для Тухачевского вполне объяснимое, он же увлекается игрой на скрипке, а в Кронштадте первая скрипка принадлежала ему»[575].