Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы

Петриченко все больше и больше оставался в одиночестве. Он разочаровался в эмиграции из-за ее постоянных дрязг и невозможности получить от нее реальную помощь. Хорошее отношение с Бурцевым и возглавляемым им ПНК ему ничем помочь не могло. Даже те небольшие суммы, которые Бурцев пытался ему перевести, до него не доходили. Представитель Петриченко в Париже сообщал ему, что у Бурцева очень тяжелое положение и нет денег даже на издаваемую им газету «Общее дело», которая стала выходить два раза в неделю. Какие-то надежды на более активную деятельность у Петриченко возродились после заключения соглашения между ним и резидентом Савинкова в Прибалтике, штабс-капитаном Г. Е. Эльвенгреном об образовании Комитета северных боевых организаций для борьбы с «коммунистической опасностью». Соглашение начиналось с громких слов, совершенно не отражающих реальное положение дел: «Принимая во внимание, что единственно реальными силами на севере являются бывший гарнизон восставшего Кронштадта и активные организации, руководимые генералом (штабс-ротмистром. – Л. П.) Г. Е. Эльвенгреном, которые способны вести активную борьбу против коммунистов…»[624] Никакими реальными силами Эльвенгрен не располагал, и все его надежды были основаны на кронштадтцах. Но он общался только с Петриченко, Яковенко и еще двумя-тремя лицами из окружения бывшего главы ВРК. Из этого общения штабс-капитан сделал ошибочный вывод: «Кронштадтцы по-прежнему настроены очень активно…»[625] Так что реальными силами стороны не обладали. Петриченко и Эльвенгрен были очень заинтересованы в денежных средствах. В соглашении говорилось: «Обе договаривающиеся стороны обязуются материально и политически поддерживать друг друга и предоставлять имеющиеся и могущие быть привлечены из-за границы средства для общей работы Комитета. Все денежные средства должны поступать непосредственно в Комитет или через представителя его из-за границы, минуя всех агентов и учреждений, т. к. Комитет может считать себя единственным активным реальным центром, вокруг которого должно происходить объединение всех сил, борющихся против большевиков в направлении Петрограда и на Севере»[626]. Но Петриченко, несмотря на все его старания и многочисленные данные ему обещания, денег практически не получал. Эльвенгрен сообщал Савинкову, что он не только не может помочь деньгами в данный момент, но и гарантировать деньги в будущем. Соглашение осталось на бумаге.

Поддержки не было никакой, кронштадтцы возвращались на родину, и Петриченко стал подумывать о возвращении в Советскую Россию. Возможно, это его желание усилилось, когда после разговора с бывшими членами Ревкома, один из них тут же донес об этом полицмейстеру Выборга. 22 мая 1922 г. Петриченко был арестован и помещен в Выборгскую следственную тюрьму, где просидел около двух месяцев. О намерениях Петриченко стало известно советскому консулу в Финляндии А. С. Черных, и 16 сентября 1922 г. он сообщил об этом ответственному чиновнику МИД РСФСР Я. С. Ганецкому. Петриченко было передано, что он должен прояснить свою политическую позицию. Петриченко отправил письмо в советское консульство, в котором писал: «События в Кронштадте в марте месяце 1921 г. произошли на почве всеобщего недовольства железной диктатурой Коммунистической партии, а отсюда и всеми ее последствиями. Как бы ни кончилась вооруженная борьба, которая произошла против воли кронштадтцев, все же основные требования кронштадтцев проводятся в жизнь Советским Правительством. В связи с переменой тактики Советским Правительством мои политические убеждения принуждают меня запросить Консульство РСФСР, возможно ли мое возвращение в Советскую Россию?»[627] Советским дипломатам письмо не понравилось, им нужна была полная капитуляция. Черных писал в МИД РСФСР: «Очевидно, Петриченко „еще не дошел“. Постараюсь заставить Петриченко более подробно „изъясниться“ и дам ему понять, что переговоры могут начаться только на основе полного и открытого отказа от „Кронштадта“»[628]. Но пойти на такое в то время Петриченко был не готов. К нему смогла приехать жена. Мы не знаем, каким путем ей удалось выбраться из России. Он переехал в небольшой финский городок Партаниеми в 1924 г., а в 1927 г. вместе с семьей уехал в Латвию. В Финляндии он отказался от всякой политической деятельности, но в Латвии у него вновь установился контакт с советскими представителями.