Советские представители сообщали каждому беженцу, когда и как будет проходить его отъезд. Вот одно из таких писем: «Гражданину Федорову Андрею. Прилагаю при сем удостоверение на проезд в Россию, сообщаю, что партия кронштадтцев, в которую Вы зачислены, будет отправлена в Россию из Лаппеенранты в понедельник 23 января сего года поездом в пять часов 30 минут утра. Билеты Вам брать не надо, ибо поедете за казенный счет. Разрешение на переход границы у Вас имеется и находится у Вашего уполномоченного, который будет сопровождать от города Лаппеенранты кронштадтцев в Россию. Вы можете свободно взять свои вещи, деньги и продукты на дорогу; много продуктов не берите, ибо в России они есть и стоят дешевле. Финский паспорт надо сдать»[619]
. В коротком письме, кроме необходимой каждому репатрианту информации, успевают сообщить о преимуществах жизни в Советской России перед Финляндией.22 ноября 1923 г. Петриченко получил письмо от рядового участника Кронштадтского восстания:
«Добрый день.
Премногоуважаемый товарищ Петриченко! Узнал нечаянно от одного матроса Ваш адрес. Спешу послать Вам свой сердечный привет и горячих наилучших пожеланий, а также привет и почтение Вашей супруге. Товарищ Петриченко, не знаю, напишите ли Вы мне или нет, но я Вам пишу и надеюсь получить от Вас ответ. Товарищ Петриченко! Месяца два тому назад я получил письмо, где сообщали, что Вы и Ваша супруга приговорены Московским трибуналом к смертной казни и приговор приведен в исполнение. Вы расстреляны, а ваша супруга повешена, что очень меня огорчило, и как раз тогда мне пришли бумаги на выезд в Россию, но, боясь, чтобы не постигла меня такая же участь, каковую приписали Вам Шведские газеты, я не поехал в Россию и поклялся отомстить за смерть Вашу. Но тогда как матрос, который видел Вас на ярмарке в Улеаборге, рассказал мне о Вас и сообщил мне Ваш адрес, я очень обрадовался и решил написать Вам. Товарищ Петриченко, нас здесь раньше было 26–27 человек, а теперь остались 2: я и один „Пидвели“»[620]
.Ирония судьбы. Можно считать, что счастливая. От возвращения на родину автора спасло только ложное сообщение шведской газеты.
Всего в 1917–1922 гг. в Финляндию бежало 42 000 бывших граждан Российской империи: 25 тыс. из них составляли родственные финнам национальные группы – ингерманландцы и восточные карелы. Остальные беженцы из России в подавляющем большинстве не имели финского гражданства. Работу им найти было практически невозможно. Генерал Козловский, закончивший с отличием Михайловскую артиллерийскую академию, перебивался случайными заработками. За годы жизни в Финляндии он был и дорожным рабочим, и механиком в гараже, и мастером на механическом заводе. Лучшая его работа – школьный учитель физики и естествознания. Для пожилого человека многие работы были слишком тяжелыми. В конце концов, он решил обратиться за помощью к генералу Маннергейму, с которым он был знаком, но получил красноречивый ответ: «Для красного генерала у меня нет работы». Парадокс: Троцкий и Ленин называли его белогвардейским генералом, для Маннергейма и многих русских эмигрантов он красный генерал. Мы не знаем подробно его политические взгляды, но, сам не подозревая об этом, он стал типичным примером третьего пути и его трагедии. Таких людей презирали и ненавидели обе основные стороны, участвующие в Гражданской войне, – белые и красные. Какова бы ни была разница между Черновым и Петриченко, между солдатами Народной армии и кронштадтскими матросами, все они искали для своей родины другой путь и не хотели возвращаться ни в царскую Россию, пусть даже превращенную в конституционную монархию, ни в новую деспотию – ленинско-сталинскую большевистскую диктатуру, превратившую в крепостных все население страны.