Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы

После подавления восстания Козловский писал: «Командного состава было мало, и качество его было малоудовлетворительное. Офицеров, окончивших военные училища, имевших боевой опыт, было всего несколько человек, остальной командный состав был либо тыловой службой, либо т. н. красные командиры, кроме того, на командных должностях состояло много солдат, выдвинутых на командные должности Октябрьской революцией. Среди командного состава было немало коммунистов, которых пришлось снять с должности и заменить кем попало». Козловский критиковал военное руководство восставших, в первую очередь Соловьянова: «Капитан Соловьянов обычный пехотный офицер, окончивший лишь юнкерское училище, но, главное, вялый, нерешительный и не пользующийся в крепости авторитетом. С первых же шагов его деятельность вызывала неодобрение всей массы офицерства, и далее это неодобрение все усиливалось, создало недоверчивую атмосферу к высшему командованию и породило самостоятельные действия отдельных начальников»[324]. Бежавшие в Финляндию офицеры также критиковали Соловьянова: «Как пехотный офицер, Соловьянов в артиллерийском деле, конечно, ничего не понимает, между тем артиллерийский бой имел решающее значение для обороны крепости»[325]. Недовольны они были и деятельностью ВРК, как писал Козловский: «Первые сутки при возникновении Революционного комитета последний в полном составе исключительно занимался рассмотрением разных вопросов об арестах, допусках и пропусках, совсем забыв об обороне крепости и упуская из виду, что эту оборону нельзя организовать в короткий срок. Лишнее доказательство, что во главе восстания стояли профаны в военном деле»[326].

Недостатки командного состава восставших особенно бросались в глаза при сравнении с командным составом 7-й армии, штурмовавшей Кронштадт. Командующий армией М. Н. Тухачевский, самый талантливый советский полководец; В. К. Путна, командир дивизии, блестящий военный специалист; И. Ф. Федько, командир 187-й стрелковой бригады, были на голову выше нерешительного Козловского или невзрачного пехотного капитана Соловьянова. Большинство гарнизона составляли артиллеристы и ученики различных военных учреждений: рабоче-инженерного батальона, учебно-минного и учебно-артиллерийского отрядов, минных школ и обслуживающий персонал складов, доков и т. д. В Кронштадте была только одна боевая сухопутная часть – 560-й стрелковый полк. Арканников писал: «…одна подготовленная и военно-организованная воинская часть, – 560-й стрелковый полк, коему и дан был наиболее ответственный участок (юго-восточная часть Кронштадта). Прочие же части, состоящие из моряков, были почти не обучены стрелковому делу, плохо снабжены необходимым военным имуществом, а главное организованы наспех и почти без командного состава»[327].

А что же собой представляла основная сила Кронштадта – флот? В Кронштадте в это время дислоцировались лучшие корабли Балтийского флота: линкоры «Петропавловск», «Севастополь», построенные в 1914 г., водоизмещением 23 тыс. т. На вооружении каждого из линкоров состояли двенадцать 305-миллиметровых орудий; шестнадцать 120-миллиметровых орудий и четыре 47-миллиметровых зенитных. Линкор «Андрей Первозванный» значительно уступал по всем параметрам: водоизмещение 17 400 т, вооружение – четыре 305-миллиметровых орудия, четырнадцать – 120-миллиметровых и четыре 75-миллиметровых. Линкор был сильно поврежден торпедой, выпущенной из британского катера 18 августа 1919 г. во время атаки британских военных судов на Кронштадт. Его начали готовить к консервации, и он был частично разоружен (с него сняли шесть 120-миллиметровых орудий). В 1924 г. линкор был исключен из списка и разобран на металл.

По мнению советских историков, определенную роль в разжигании недовольства на Балтике играли матросы, призванные во флот с территорий, которые в 1921 г. входили в состав вновь образованных государств – Эстонии и Латвии. По условиям мирных договоров, заключенных в конце 1920 г. с этими государствами, РСФСР должна была отпустить на родину всех уроженцев этих территорий. Подавляющее большинство служивших на флоте уроженцев Эстонии и Латвии хотели уехать туда, несмотря на то, что многие из них были русскими, украинцами, белорусами и т. д. Существовал целый ряд причин, по которым выезд на родину затягивался. С одной стороны, неповоротливый советский государственный аппарат замедлял этот процесс, но еще больше мешало нежелание командования флота отпускать этих людей, общее число которых составляло более 700 человек, среди которых были ценные специалисты. Они участвовали в восстании в Кронштадте, в большинстве ушли в Финляндию и уже оттуда выехали в свои страны.