Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы

Видимо, некоторые из ответственных коммунистов, сотрудничавших с ВРК, на самом деле хотели помочь большевикам, как Ильин, передававший информацию командованию 7-й армии, который был разоблачен, арестован и заключен в тюрьму. Уже 2 марта с разрешения ВРК было образовано Временное бюро кронштадтской организации ВРК. Оно выпустило воззвание, призывавшее членов партии оставаться на своих местах, продолжать работать и не поддаваться «ложным вздорным слухам, пускаемым явно провокаторскими элементами». Воззвание прославляло РКП(б), которая «с оружием в руках защищала и будет защищать все завоевания рабочего класса против явных и тайных белогвардейцев, желающих уничтожения власти рабочих и крестьян». Но в воззвании четко заявлялось, что Временное бюро «…признает необходимость перевыборов советов и призывает членов РКП принять участие в этих выборах ‹…›, не чинить никаких препятствий мероприятиям, проводимым Временным революционным комитетом»[337].

Первоначально арестованные коммунисты находились в заключении на «Петропавловске», но вскоре, благодаря протестам Первушина, Ильина и других, все заключенные были отправлены в Морскую следственную тюрьму и Гражданскую тюрьму. Основным местом заключения стала Морская следственная тюрьма. Комиссар минного отряда крепости А. Л. Титов вспоминал о днях заключения: «Комендантом Морской тюрьмы был назначен матрос Тузов с линкора „Петропавловск“, называвший себя анархистом, а прежний начальник тюрьмы был оставлен в должности помощника. Имея свободный доступ в камеры к арестованным, помощник коменданта информировал заключенных о положении в стране и в Кронштадте, снабжал нас газетами, сумел даже заготовить и спрятать для нас, на всякий случай, оружие (винтовки с патронами)»[338]. Позднее они были сняты со своих должностей, Тузов жил дома, а когда части 7-й армии ворвались в Кронштадт, прибыл в тюрьму, помог заключенным освободиться и напасть на охрану. В отношении свободы передвижения эта тюрьма также не походила на другие тюрьмы. Заключенный Ф. М. Никитин вспоминал: «Отправили в одиночку, я был не очень хорошего мнения об одиночках, зная, что оттуда не выйдешь. Но там двери были открыты и можно было общаться. ‹…› Относительно сидения в тюрьме, я могу сказать, что там у нас время проходило в общественно-политических спорах между отдельными руководящими работниками. Говорили и о том, кто больше виноват в происходящих событиях, кто больше помешал нормальной работе, кто не принял своевременных мер против мятежников»[339].

Больше всего поражал иностранных журналистов, представителей русского Красного Креста, всех, кто беседовал с кронштадтцами в Финляндии, Кронштадте или петроградских тюрьмах, энтузиазм, царивший в Кронштадте в короткие дни недолгой свободы от большевистской диктатуры. Финский журналист, посетивший остров в разгар восстания, был поражен и энтузиазмом жителей. Как справедливо писал А. Беркман: «Кронштадт жил со знанием служения святой миссии, с незыблемой верой в справедливость своей цели и ощущал себя настоящим защитником революции»[340]. Кронштадт хотел повернуть время вспять и вернуться к идеалам октября 1917 г., но без коммунистов.