Крошечка-Хорошечка, которая Хаврошечка

Хотелось спать до ужаса,

Но вижу: на лугу

Корова наша кружится.

Взбесилась что ли – думаю.

Тошнит, и рябь на воздухе,

Как ветер по реке.

Вдруг – терем белокаменный,

В окошко глядь – Хаврошечка

На лавке спит на бархатной

С шитьём своим в руке!

Щедр стол посреди горницы:

Напитки, сладки кушанья…

И из укладки женщина

Наряды достает,

А платья эти самые»!

Мать вскрикнула: «А волосы?

Какие у ней волосы»?

«Пшеничные. Так вот,

Оконце враз захлопнулось.

Корова, лес и пастбище –

И больше никогошеньки,

Но сарафаны тут!

Их уха, вижу, Зорькина

Коровка божья вылезла,

В Хаврошку перекинулась –

И пчёлы не гудут,

И воздух не колышется,

И в животе не муторно.

Она ко мне склоняется

И говорит: пора».

Мать слушала и пятнами

Покрылась вся пунцовыми,

Потом сказала голосом

Шершавым, из нутра:

«Ты никому до времени

Про сон свой не рассказывай.

Теперь ступай на улицу

Да позови отца».

Триглазка так и сделала,

Но не ушла – подслушивать

Ушком к окну пристроилась

На лавке у крыльца.

И вот она с квадратными

Глазами в хлев к коровушке

Вбежала, с ходу выпалив

Хаврошечке в лицо:

«Ее зарежут! Господи!

Коровка наша жалкая!

Я слышала, как матушка

Ругается с отцом!

Корова, мол, не доится,

Болеет или сглазили,

Купить другую надобно –

Как жить без молока?

А батя упирается:

Корову можно вылечить –

Но бесполезно, чувствую,

Покличут мясника».

Ночь не спала Хаврошечка,

А лишь заря забрезжила,

Пришла она к коровушке

С пилёным сахарком

И, обнимая, плакала,

Кручинилась и молвила:

«За что такая ненависть

Пристрастие за что»?

Корова ей ответила:

«Не плачь, не мучься, дитятко.

Коль ты меня послушаешь,

Я вновь буду с тобой.

Не кушай мясо. В тряпицу

Все до единой косточки

Сложи, и в землю мягкую

Тайком в саду зарой,

И поливай с цветочками.

Теперь лезь в ушко правое

И на вопросы трудные

Получишь ты ответ.

Отведай угощение,

Ложись и слушай песенку».

Так и узнала Крошечка

Коровушкин секрет:

«То не дождик, то не реченька течёт,

У окошка красна девица ревёт:

Ой ты, месяц-золочёные рога,

Кабы птичкой я соловушкой была,

Не сидела б я печальна под окном,

Не колола б пальцы я веретеном.

А летала бы задорна, весела,

Всю бы ночку пела только для тебя.

Слёзы горькие на белу грудь текут,

Бо насильно меня замуж выдают».

Яр-тур Месяц эту песню услыхал,

Взгорячённый он по небу поскакал,

Через поле, через речку, через дол

По нехоженой по жердочке прошёл,

Косу длинную девичью растрепал,

Ленту красную попутал, потоптал.

Под венец пошла невеста тяжела,

По весне она двух дочек родила.

Про то диво говорило все село:

Распрекрасные, да разные зело.

Ох, одна была, как месяц, золота,

А другая, как сыра земля, черна.

Мать Зоряной одну дочку назвала,

А другую дочь Чернавой нарекла.

Ох, икона и лопата, говорят,

Из одной сосны, да кто же виноват:

Дочь Зоряна рукодельницей была,

А Чернава, как ведёрышко без дна.

Но никто об этой горести не знал,

Ведь непряху никто в жёны бы не взял.

Замуж вместе – поклялись они божбой:

Мы ж иголка с ниткой, не разлей водой.

Как жеребчик познаётся при горе,

Так друг верный познаётся при беде.

За двоих Зоряна ткала и пряла

Две приданого укладки собрала.

Только свататься ходили лишь к одной,

У кого был волос дивный, золотой.

Горю быть – влетел воробышек в окно:

Две сестрицы полюбили одного.

Добрый молодец Зоряну привечал,

А Чернаву словно и не замечал.

Как на речку наступали берега,

Обмелела, помутилася она.

То не дождик, то не реченька течёт,

На груди Чернавы Зорюшка ревёт:

Ты прости меня, нарушу я зарок,

Ношу дитятко под сердцем, в мае срок.

У сестры на языке был сладкий мёд,

А на сердце да застыл холодный лёд,

Ведь ходила она к ведьме край села,

Три боба заговорённых унесла:

На могиле первый ночью посадить,

Боб второй сварить и целым проглотить,

Ну а третий – для любимого, чтоб он

Под венец её желанную повёл.

Всё сбылось: сестры Зоряны больше нет,

Умерла, родив ребёночка на свет.

Яр-тур Месяц лихо зло не потерпел

И коровой своей дочке стать велел.

Её суженый недолго горевал,

Скушав боб, сватов к Чернаве засылал.

О Зоряне всё же думал по ночам,

Когда доченьку баюкал и качал:

«Паслась коровка белая

На вайдовом лугу,

Давала пить телёночку

Соловому-му-му.

Где молочко покапало,

На шмальтовом ковре

Овечки шли лилейные

В гурьбе-бе-бе-бе-бе.

Пришла коровка чёрная-

Лучистые рога,

Домой коровку белую –

Зовёт дуда-да-да-да.

Болкатая рогатая

Траву рвала с росой –

И звёздочки рассыпались

Дорожкой-ой-ой-ой.

Телёнок и коровушка

Путём искристым шли,

Тянулся он за вымечком

Губами-ми-ми-ми.

А капельки молочные

Летели до земли

И деткам в глазки капали –

Ай-люли, ай-люли.

Один глазок зажмурился,

Другой уж видит сны,

Спи, спи, моя красавица,

Усни, усни, усни».

Как ясный день кончается,

Как лето завершается,

Погибла мать Хаврошечки,

Чтоб возродиться вновь

И быть поближе к доченьке.

Как зависть ни беснуется,

Сильнее смерти, солнышко,

Любовь, всегда любовь.

Коровушку зарезали,

И Крошечка все сделала,

Как было Зорькой велено:

На голод несмотря,

Говядину не кушала,

Всё до последней косточки

В платок сложила вышитый,

Зарыла втихаря.

Но не в саду родительском,

А за двором, у лавочки.

И поливала вечером

Водичкой ключевой,

На солнышке отстоянной.

Чтоб не заметил батюшка,

Украдкой перемешанной

С горючею слезой.

И на том месте выросла

Молоденькая яблоня,

Весной цветами крупными