Кросс на 700 километров

«Хорошая вы моя! Дорогая девочка, ангелочек… Если бы вы только знали. Как я благодарна вам за помощь! Сегодня же доложу обо всём прокурору. Сюда больше не приеду, пришлю машину. Вас отвезут в Зеленогорск. Возможно, и в Петербург. Вы повторите всё это ещё раз? Столько, сколько потребуется? Не испугаетесь? Не отступите? Смотрите, молчите, чтобы в лагере никто ничего не знал. Потихонечку уедете и вернётесь. И я сама лично сделаю всё для того, чтобы и вас, и вашу семью защитить. Мама и бабушка не пострадают, обещаю вам. А пока я должна переговорить с другими вожатыми. Мы и так слишком долго остаёмся наедине. Жаль только, что вы первый протокол порвали. Я бы его в папочку подшила, и пусть думают, чтобы вы на станции были. Так спокойнее. А настоящий протокол пока в деле фигурировать не должен. Я ведь не могу поручиться, что его не увидят сообщники Чаркина. Да-да, вполне могут быть такие люди и в милиции. Вы что, не знаете, какой там контингент? В девяностом году ещё Бакатин службу спецотбора развалил. Опытные кадры уволились. Много случайных людей поступает, почти все пьют. Купить их можно задёшево. Желторотиков много, как те, у дверей. Вместо армии идут служить, чтобы поближе к дому. За льготы, за возможность в Питере зацепиться. Но только не для того, чтобы бороться с преступностью… Сердце кровью обливается, когда видишь всё это. Уходят, уходят спецы, а замены не предвидится. Развал кругом, раздрай. Сами героином торгуют, крышуют проституток. Вдруг и в вашего Чаркина там «крыша» имеется? Вы уж поосторожнее, Алисонька. Очень я боюсь за вас…»

Алевтина Петровна Суслопарова обняла Алису за плечи, прижалась щекой к её голове, стала покачивать, как маленькую. Алиса очень удивилась, потому что официальное лицо не могло себя так вести. Интересно, почему она плачет? А если кто-то войдёт и увидит такое? Сразу заподозрят неладное. Начнутся сплетни, каждый примется высказывать свои версии, возбуждать нездоровый интерес. А надо, чтобы страсти поскорее улеглись. Как вспомнишь спецтранспорт у ворот лагеря, носилки, а на них тело, завёрнутое в чёрную плёнку… И следом — другие, такие же! А дети всё видят, потом по ночам спать не будут, особенно девчонки…

Алевтина Петровна вдруг крепко схватила Алису за горло, и руки её оказались железными, как у Терминатора, и ногти впились в кожу. Она принялась душить Алису, как Боря Люцию там, под берёзой. Лицо её сразу же сделалось слепым, жестоким. И Алиса чувствовала, что у неё, двадцатилетней спортсменки, не хватит сил справиться с пожилой женщиной. Руки не двигались, ноги отказали, и воздух почти перестал поступать в лёгкие. Ещё секунда — и нахлынет тьма. За что она хочет меня убить? Значит, сама и есть сообщница Чаркина? Зря я ей всё сказала, зря… Но теперь уже поздно, не вырвешься. И никто не войдёт, не спасёт. А как же мама с бабушкой? И что будет с Дениской? Я ведь указала на него…

Алиса проснулась и села в постели, с ужасом глядя в темноту вожатской комнаты. Ну и сон! Можно во цвете лет скончаться от разрыва сердца! Бред на почве сильного нервного потрясения. Надо успокоиться, таблетку выпить. Только где её взять? Бежать в медпункт? Так Таня уж спит, наверное. Правда, она обязана оказывать помощь нуждающимся круглосуточно.

Мало ли что может произойти с детьми, с вожатыми… Как вот сейчас, например. Сердце никак не унять, а под рукой нет ни валидола, ни корвалола. Молодые девчонки ничего подобного в своих тумбочках не держали. И озноб какой-то противный начался, голова раскалывается. Надо всё-таки в медпункт сбегать. Только придётся вылезать в окно, чтобы Гуля не услышала. А то разволнуется, побежит провожать, весь лагерь на ноги поднимет. Лучше наедине с Танечкой обсудить этот вопрос. Может, у неё и другие лекарства есть, или укол надо сделать…

Клацая зубами, Алиса выползла из-под байкового одеяла, принялась неловко натягивать футболку, куртку, джинсы. Долго возилась с носками и кроссовками, никак не могла завязать шнурки. А ведь одевалась всегда, как солдат, за сорок пять секунд.

Конечно, приснится же такое!.. Это от нервов и больше ни от чего. Сначала насмотрелась ужасов в лесу, потом пережила напряжённый допрос. Дала показания, за которые можно поплатиться жизнью. И вот теперь — устрашающие сновидения, проблемы с сердцем. Неужели навсегда? И тогда придётся бросить лёгкую атлетику, ролики, сноуборд… Нет, пройдёт, обязательно пройдёт. Нельзя поддаваться панике, но за медпомощью следует обратиться сейчас же.

Ещё раз покосившись на спящую Гулю, Алиса на цыпочках подкралась к окну. Теперь ноги были, как ватные. Здорово, что на окне нет решётки. Раньше была, но пожарные велели снять. Ругали электропроводку в вожатской, требовали заменить. Но бухгалтер так и не выкроила Полине Фёдоровне нужную сумму. Маркона орёт, где не надо, а тут и не почесалась. У неё-то проводка в полном порядке, а на других наплевать. Решётку, правда, сняли, чтобы девочки, в случае чего, могли выпрыгнуть, и на том успокоились. Вот и пришлось воспользоваться окошком, чтобы не идти мимо Гульки и не скрипеть старыми досками.