Кроссуэй. Реальная история человека, дошедшего до Иерусалима пешком легендарным путем древних паломников, чтобы вылечить душу

Мадам Лука прошлась по каждому члену группы и перечислила все хвори, от которых те исцелились. Рак груди. Рак легких. Отказ печени и сердечная недостаточность. Какие-то проблемы с почками. Потом она стала листать альбомные страницы. Шалон-сюр-Сон, шестой день пути. Сент-Этьен, день пятнадцатый. Ле-Пюи-ан-Веле, день девятнадцатый. Новые групповые снимки: восьмерка паломников кормит травой двух маленьких пони (Сент-Альбан-сюр-Лиманьоль, день двадцать четвертый), устраивает в рощице пикник (долина реки Дурду, день тридцать первый), позирует у придорожного алтаря (Лозерт, день сорок второй, зачеркнуто, сорок третий) и отдыхает в теньке у монастыря (аббатство Сен-Пьер в Муассаке, даты нет).

ВСЕ ЭТИ ПОЛЕТЫ, МОБИЛЬНИКИ, АВТОСТРАДЫ, ФИТНЕС, ИНТЕРНЕТ… МЫ УСКОРЯЕМСЯ. МИР СЛИШКОМ БЫСТРЫЙ. НАМ НУЖНО ЗАМЕДЛИТЬСЯ. ЗАМЕДЛИТЬСЯ… КОГДА ПУТЬ ПОВЕЛ В СЕВЕРНУЮ ЧАСТЬ ИСПАНИИ, НА СНИМКАХ ПОЯВИЛИСЬ ДРУГИЕ ПИЛИГРИМЫ.

– Этих мы не знали, – сказала мадам Лука. – Они брели на запад. Я говорила с каждым. Все больные. И старые, и юные! Вот мальчик из Греции. Ему было семнадцать, он сказал, что коммунист и в Бога не верит. А вот чета из Кореи, у них был медовый месяц, и до Европы они добирались автостопом. Эта – аргентинка. Сказала, что ушла от мужа, только я не поняла, почему: она все время плакала.

– А вы-то зачем шли? – спросил я.

– Я старая. Подумала, если не пойду в Испанию, так и помру в своей каморке.

– А почему Путь святого Иакова снова так популярен? Говорят… – я вспомнил сестру Мари-Бертилль. – Говорят, люди хотят понять, во что верят.

– Ой, да нет, – отмахнулась мадам. – Просто все дешево. Все эти полеты, мобильники, автострады, фитнес, интернет… Мы ускоряемся. Мир слишком быстрый. Нам нужно замедлиться. Замедлиться…

Мадам Лука не особо-то замедлялась. Ее движения были порывистыми и резкими. Она рассказывала волнительные истории, то и дело их обрывала и выбегала из комнаты в поисках «реквизита», будь то туристический ботинок с дырой в подошве или повязанная на ленту раковина гребешка. Пару раз она возвращалась с пустыми руками, забыв, что искала; если не могла вспомнить название деревни или церкви, то стискивала кулаки и плакалась на старость, а порой вскакивала с дивана и начинала убираться или проглатывала таблетку мультивитаминов, запивая ее двойным эспрессо.

– Отличный кофе, – говорила она. – Мертвого разбудит.

Памплона, Логроньо, Бургос, Леон. Монастыри в стиле барокко. Средневековые постоялые дворы. Кровати в амбарах. Поселки из бурого кирпича и красного камня на склонах. Плоскогорья, распаханные поля под паром, желтые пыльные равнины… И всегда цепочка паломников, бредущих в неведомую даль.

– Так-то там только туристы. Клали рюкзаки в автобусы и ходили налегке. Ели в ресторанах, дрыхли в парадорах и хоть бы раз пришли на мессу! И жаловались! Все время жаловались! То им жарко, то им трудно! Я не шла, я ползла, как… – Она снова нахмурилась и задумалась. – Как улитка! И каждую ночь спала, где приютят! Каждую ночь в общежитиях! Но люди не любят сбрендивших старух…

Шуршали альбомные листы: паломники добрались до Сантьяго-де-Компостела. На последнем фото мадам Лука стояла перед заполненным собором, загорелая, сутулая, и щурилась от солнца. Она выглядела очень маленькой – и очень счастливой.

– Уродство! Самый гадкий собор в Европе!

– Вам не понравилось?

– Я не хотела прекращать. Я хотела идти до самой Атлантики… – Она осеклась. – А почему ты не идешь в Испанию?

Это был непростой вопрос: сказать по правде, я отвергал даже мысль о Пути святого Иакова. Он казался слишком загроможденным, слишком банальным – с кучей отелей и сувенирных лавок, с сотнями, тысячами паломников… Да, в Средние века тут шли такие же толпы. Да, голые пустоши французского севера навевали тоску. Но когда я объяснил это мадам Лука, она заволновалась.

– Почему ты не идешь с другими?

Как обычно, я ответил, что никто не пойдет в Иерусалим зимой.

– Ясное дело! – вскинулась она. – Какой кретин пойдет зимой?

– А значит, я могу со многими поговорить.

– С кем? На Дороге франков ни одного пилигрима!

– С местными. С теми, кто пустит меня на ночлег.

– А если станет одиноко? Если захочешь все бросить?

– На этой неделе было одиноко, – сказал я, вспомнив обветшалые убежища и утренние страхи в туманных парках. – Но я привыкаю.

Мадам Лука обеспокоилась еще сильней.

– Завтра, – сказала она. – Завтра мы найдем тебе попутчика.

Назавтра мадам Лука решила идти со мной сама. Рим? Да не вопрос. Иерусалим? Возможно. Она помолится об Иерусалиме. За завтраком я пытался ее отговорить: холод, снег, каждую ночь выпрашивать койку… Но градус ее нездоровой эйфории понизил только пеший переход через Гран-Сен-Бернар, и тогда мадам поразмыслила и решила…

– Священник! – сказала она. – Мы попросим священника!

И мы пошли в Безансон просить священника.