«Крот» в окружении Андропова

«Лирик» в то время уже учился в престижном Кембридже. И его будущее ни у кого не вызывало сомнений. Сам премьер-министр Стэнли Болдуин, близкий друг семьи Маклейн, заверял овдовевшую мать «Лирика» в том, что всеми силами будет содействовать дипломатической карьере сс сына. В одном из его личных писем, переданных леди Маклейн, прямо говорилось о том, что «соответствующее лицо в Форин оффисе[1] поставлено в известность о том, что премьер-министр лично заинтересован в продвижении Дональда Дюарта Маклейна».

Непосредственное участие в содействии карьере «Лирика» на дипломатическом поприще принимали и другие влиятельные друзья его отца. Они наперебой твердили, что сын сэра Маклейна обладает всеми необходимыми качествами будущего посла Великобритании. Атлетического сложения при росте 6 футов 4 дюйма, «Лирик» был для них воплощением образа красивого молодого англичанина, воспитанного в традиционном духе, наделенного от природы тонким умом и чувством собственного достоинства, всесторонне образованного, увлекающегося живописью и музыкой и, конечно же, сдержанного и скромного в быту.

В агентурном деле, правда, были и другие сведения об этом отпрыске древнего шотландского рода пресвитерианцев, свято веривших в то, что Библия является буквальным словом Божьим. «Он был активным членом коммунистической ячейки в Кембридже и проделал всю партийную работу, начиная с распространения газеты и кончая пикетированием предприятий, на которых проходили забастовки, — отмечалось в деле. — Он пришел в компартию из честных побуждений: интеллектуальная бессодержательность и бесцельность жизни буржуазного класса, к которому он принадлежал, его оттолкнула».

Как и многие его сокурсники, «Лирик» действительно считал, что у буржуазного строя нет перспективы, что будущее за коммунизмом. Он неоднократно заявлял своей матери о намерении уехать в Советский Союз и устроиться там учителем или трактористом.

«Долг коммуниста, — объяснял он ей, — обязывает меня внести личную посильную лепту в реализацию научного социального эксперимента, поставленного в Советском Союзе».

Однако в конце 1934 года, накануне окончания Кембриджа, его поведение резко изменилось. Он перестал участвовать в пикетах и забастовках, порвал все отношения с университетской партийной ячейкой. Недоумевающим товарищам по партии отвечал, что занят подготовкой к экзаменам для поступления на государственную службу. Матери же откровенно заявил: «Ты можешь считать меня флюгером, но я теперь отказался от всего этого». Леди Маклейн была бесконечно счастлива услышать, что наконец-то ее любимый сын освободился от своих юношеских заблуждений и взялся за ум.

В октябре 1935 года «Лирик» был приглашен на собеседование в так называемую «отборочную комиссию» МИДа. Он прекрасно понимал, что его судьба, хотя вступительные экзамены уже блестяще сданы, решится именно на этой комиссии, состоявшей по традиции из ведущих сотрудников Форин оффис и их уважаемых супруг. Отдавал он себе отчет и в том, что главной помехой для него будет увлечение коммунистическими идеями в студенческие годы. И он решился идти ва-банк. «У меня действительно были такие взгляды. И я еще не вполне от них освободился», — заявил он в ходе собеседования. Честное признание произвело впечатление на комиссию. «Лирик» заметил, как многие из се членов одобрительно кивнули друг другу и с явным удовлетворением восприняли его ответы на последующие вопросы.

…«Вайзе» выполнил наше поручение с положительным для нас результатом», — кратко доложили из лондонской резидентуры в Центр. Это означало, что прикрытый псевдонимом «Вайзе» Маклейн, во-первых, демонстративно и достаточно убедительно порвал с коммунистическим движением, а, во-вторых, сумел с первого же захода поступить на работу в МИД, где уже получил назначение в Западный отдел на должность третьего секретаря. На Лубянке довольно ухмылялись, читая копию письма министра иностранных дел лорда Саймона, в котором тот лично поздравлял «Вайзе» с поступлением на дипломатическую службу Его Королевского Величества.

«Пришел вечером «Вайзе», — сообщалось в шифровке резидентуры от 24 мая 1936 года. — Принес огромную пачку докладов. Мы сняли только часть, так как у нас вышли пленки, а сегодня воскресенье, да еще ночь…»

Генерал П. Судоплатов, один из тогдашних руководителей советской внешней разведки, в своих мемуарах признал, что Маклейн открыл для Лубянки резервуар разведывательной информации министерства иностранных дел Англии. И хлынувший оттуда мощный поток сверхсекретных документов ошеломил не только своим объемом, но прежде всего их актуальностью и важностью в условиях назревавшей в Европе войны.