«Крот» в окружении Андропова

Для Маклейна все началось с приятного сообщения о том, что он повышен до второго секретаря. Но от этого ему, как говорится, не стало ни жарко, ни холодно. Он сразу же почувствовал, что в Париже его разведывательные возможности выглядят ничтожными. По существу они ограничивались, как он выразился в одной из шифровок, «величественными апартаментами парижского особняка на улице Фобур Сент-Оноре, в котором размещались и резиденция посла, и канцелярия посольства». Через свою любимую «Аду» он посылал в Центр письма, в которых извинялся за то, что «делает слишком мало в то время как мир находится на грани войны». От себя «Ада» добавляла, что работа в Париже удручает Маклейна, что он переживает глубокий личный кризис, не может смириться с тем, что ему негде взять «кипу документов», в которых так нуждается Москва. Но это было не все.

Маклейн считал зазорным для себя прийти к «Норме» на квартиру с пустыми руками. Его любовь, лишенная «производственной подпитки», стала рушиться. Он все чаше и чаще стал коротать свободное время в расположенных неподалеку от его холостяцкой квартиры богемных кафе «Флор» и «Оде-Маго». Охватившее его чувство неудовлетворенности самим собой пытался утопить в рюмке джина или виски.

В январе 1940 года «Норма» условным сигналом вызвала на срочную встречу «легального» резидента, работавшего под крышей советского посольства в Париже, и сообщила ему о том, что ее отношения с Маклейном достигли критической отметки. «Заметив ряд перемен в его поведении и комнатной обстановке, я поняла, что у него появилась другая женщина. Когда я напрямую спросила его об этом, он признался, что интимно сблизился и любит одну молодую американку. Эта американка, Мелинда Марлинг, либеральных взглядов, дочь состоятельных родителей, живущих в США, без особого интереса к политике».

Любовная измена Маклейна стала, конечно, неприятным известием и для Лубянки. Но другая новость, также касавшаяся Маклейна, вызвала настоящий шок. К ней отнеслись в Москве, как к гранате с выдернутым предохранителем. Оказалось, «Лирик» рассказал американке о том, что он — коммунист и, более того, что он — разведчик и работает на Москву.

Впоследствии он объяснил этот крайне рискованный поступок следующим образом: «Когда мы впервые узнали друг друга, она не имела оснований думать, что я являюсь чем-то большим, чем обыкновенный чиновник британской дипломатической службы. Через некоторое время она пришла к заключению, что мой образ жизни как дипломата делает наши отношения невозможными, и она ушла. Тогда-то я и рассказал ей о причине, почему я веду такую жизнь. Она вернулась, и с тех пор мы находимся вместе».

10 июня 1940 года Дональд Дюарт Маклейн и Мелинда Марлинг официально стали мужем и женой. А неделю спустя отбыли из Парижа в Лондон.

Все это время Лубянка молчала, надеясь на лучшее. И не просчиталась. Возвратившийся на службу в центральный аппарат Форин оффис, Маклейн вновь заработал в полную силу. 29 декабря 1940 года лондонская резидентура переслала в Центр его личное письмо следующего содержания: «Эта работа имеет для меня такое же значение, как и для вас, если не большее, потому что она — моя жизнь. И я изо всех сил буду стараться не сделать ничего такого, чтобы подвергнуть ее опасности. Я не могу сказать, что мне нравится эта работа, но я признаю, что это один из постов в нашей великой борьбе, к которому я больше всего подхожу, и я намерен стоять на нем до тех пор, пока меня от него не освободят».

В Лондоне курировать «Стюарта» по указанию Центра стал резидент, «мужчина невысокого роста, в очках, с сердитыми бровями и сдержанной манерой поведения». Таким описал его сам Маклейн.

Что же касается «Нормы», то она покинула Париж примерно в то же время, что и «Лирик». Благополучно добралась до Москвы. А через полгода, как говорится в документах Лубянки, «была направлена на разведывательную работу за границу».

В 1944 году Маклейн получил назначение на должность первого секретаря посольства Великобритании в США. В Вашингтоне его разведывательные возможности заметно расширились, в том числе и по атомной проблематике, к которой он уже успел приобщиться еще в Лондоне.

* * *

Маклейн был едва ли не первым, кто привлек внимание Сталина к предпринимавшимся на Западе попыткам создания сверхсекретного оружия невиданной дотоле мощности.

В сентябре 1941 года он передал документ под названием «Трубный сплав». Это был шестидесятистраничный доклад британского военного кабинета[2] о создании в течение двух лет атомной бомбы. На эти цели крупному английскому концерну «Империал кэмикал индастриз» выделялись огромные ассигнования.

За месяц до поступления в Москву этого документа Сталин лично инструктировал нового резидента НКВД в Вашингтоне В. Зарубина о том, что его «главная задача в будущем году заключается в нашем политическом воздействии на США через агентуру влияния». Ознакомившись же с «Трубным сплавом», Сталин в качестве приоритетной поставил перед тем же В. Зарубиным задачу получения всей документации по атомной бомбе.