«Крот» в окружении Андропова

В марте следующего, 1942 года Маклейн вновь информирует Кремль о том, что англичане интенсифицируют работу по созданию «бомбы невероятной разрушительной силы, основанной на действии атомной энергии». Сталин приглашает к себе на дачу в Кунцево академиков Вернадского и Иоффе. Результат — окончательно убедившись в реальности создания собственной атомной бомбы, Сталин лично позвонил по телефону наркому химической промышленности Первухину и обязал его оказывать всемерную поддержку ученым-атомщикам. Одновременно к регулярному освещению атомной проблематики подключились помимо Маклейна и другие агенты советской внешней разведки.

В одной из бесед с руководством внешней разведки, состоявшейся в 1951 году, В. Молотов, разоткровенничавшись, признался, что регулярно поступавшие от Маклейна и других агентов сведения об атомном потенциале США, сыграли немаловажную роль в победе… народной революции в Китае. Советское руководство, как подчеркнул Молотов, достоверно знало о намерении президента США Гарри Трумэна использовать атомное оружие против народно-освободительной армии Китая и тем самым сохранить у власти режим Чан Кайши. Однако произведенные на основании информации Маклейна и других источников расчеты свидетельствовали о том, что американский атомный потенциал крайне ограничен. Тогда-то Сталин и пошел на сознательное обострение ситуации вокруг Берлина. Другими словами, преднамеренно создал известный «берлинский кризис» 1948 года. Трумэн и его английский коллега премьер Эттли заглотнули наживку и выступили с угрозой применить атомное оружие, но не допустить перехода Западного Берлина под советский контроль. Зная, что и на Китай, и на Советский Союз атомных бомб у Трумэна не хватит, Сталин продолжал свою игру до тех пор, пока в Китае чаша весов не склонилась окончательно в пользу коммунистов. «Американское руководство, — подчеркнул тогда Молотов, — переоценило нашу угрозу в Германии и упустило возможность использовать свой ядерный арсенал для поддержки китайских националистов».

В июне 1947 года информация Маклейна, поступившая в Москву буквально накануне открытия Парижской конференции, в корне изменила позицию Кремля в отношении «плана Маршалла». Советский Союз вначале склонялся к тому, чтобы поддержать этот американский проект, имея в виду, что он поможет восстановлению разрушенной войной советской экономики. Однако полученные от Маклейна сведения, источником которых был министр иностранных дел Великобритании Эрнест Бевин, развеяли иллюзии Кремля. Завуалированная цель «плана Маршалла» состояла в том, чтобы лишить Советский Союз репараций, которые Германия обязана была выплачивать ему согласно ялтинскому и потсдамскому соглашениям. Более того, в Вашингтоне предполагали установить жесткий международный, а фактически — американский контроль над всеми проектами экономической помощи в рамках «плана Маршалла». Это означало, что в восточноевропейских странах набиравшие политический вес промосковские компартии были бы лишены экономических рычагов власти. В Кремле прекрасно понимали, к чему бы это привело. Да и сам Советский Союз, лишившись репараций, не смог бы быть на равных с США.

Внимательно ознакомившись с информацией Маклейна, Сталин незамедлительно дал указание Молотову, возглавлявшему советскую делегацию на парижском форуме, разоблачить истинные цели «плана Маршалла» и выступить против его реализации в восточноевропейских странах.

«Значимость Маклейна в принятии советским руководством внешнеполитических решений была неизмеримо выше, нежели материалы, поступавшие от Кима Филби. Последний представлял особую ценность лишь для операций органов госбезопасности».

Это — вывод уже упоминавшегося генерала П. Судоплатова, который не понаслышке знал о работе и одного, и другого выдающихся советских разведчиков.