Кровь

— Она Кудрину и напела про наш бизнес.

— Вон оно как, — протянул Вице-премьер и налил себе еще рюмочку. — До чего ж бабы стервы, ничего им доверить нельзя, — констатировал он, выпил и вытер платком губы. — Много рассказала?

— Да разве ж скажет теперь, но ясно, что много.

— Тогда вопрос решен. У тебя еще что-нибудь?

— Нет.

Они попрощались, и Кольский, наконец убедившийся, что голос Лаврентьева в собственном кабинете ему померещился, с облегчением вышел.

А Игорь Юрьевич пользоваться селектором не стал (мало ли ушей вокруг?), самолично взял телефонный справочник «Для служебного пользования», снял трубку и набрал номер.

— Самоцветов. Слушаю! — сказала трубка.

— Анатолий Петрович? — произнес Лаврентьев.

— Да, это я, — признались на другом конце провода, и Игорь Юрьевич понял по напрягшемуся голосу собеседника, что тот его узнал. Узнал, как и в первый раз.

— Вы знаете, кто с вами говорит? — решил он проверить свою догадку.

— Нет, — соврал Самоцветов.

— Это Лаврентьев.

— Добрый день, Игорь Юрьевич, — расплылся радушно голос, — чем могу быть полезен?

«Вот ведь стервец! — мелькнула мысль в голове Вице-премьера. — Впрочем, чему я удивляюсь? Полковник госбезопасности все же, а не школьник какой».

— Мне нужно с вами повидаться.

— Когда и где?

— Так, завтра французы… Послезавтра, в четыре, в «Национале».

— Есть! — по-военному воспринял информацию голос, и Лаврентьев трубочку положил.

Между тем Кольский, выбравшись из здания Правительства, сел в свой «Мерседес» с мигалками и поехал на Старую площадь, где располагался его основной офис.

Настроение его приподнялось. Уже в который раз он обгонял спецслужбы с докладом, получая тем самым индульгенцию на прощение ошибок. Единственный, как всегда, осадок, оставшийся от общения с Вице-премьером, был связан с тем, что Кольский на десять лет был старше Лаврентьева, и общение с ним на «вы», в то время как тот все время «тыкал», доставляло его самолюбию не очень приятные ощущения. Можно было смириться даже с этим, если бы Евгений Дмитриевич не понимал, что он значительно умнее.

«Черт с ним, с Лаврентьевым! — решил он. — А вот, что делать с Кудриным? После смерти Евдокимова ситуация изменилась. Надо найти Самоцветова».

Поднявшись на второй этаж особняка, принадлежащего его фирме, Кольский сказал Верочке, чтобы она пригласила к нему заместителя.

Войдя в кабинет, он сразу же позвонил в ФСБ и попросил Самоцветова немедленно приехать, собственно, не приехать, а прийти. От Лубянки до Старой площади рукой подать. Тот не возражал.

В кабинет без звонка вошла суховатая женщина невысокого роста с черными, коротко стрижеными волосами.

— Светлана Петровна, как у нас дела? — спросил Кольский.

— Готов квартальный отчет, Евгений Дмитриевич.

— Давайте.

Просматривая цифры, за каждой из которой стояла человеческая кровь, Кольский пытался понять тенденцию сборов.

— Обороты упали, Евгений Дмитриевич.

— Вижу. Что говорят аналитики?

— Говорят — инфляция. Наши рублевые тарифы не успевают за ростом доллара. Доноры считают, что им мало платят.

— Они всегда так считали. Но… — Евгений Дмитриевич задумался.

Он понимал, что его бизнес не совсем обычен. Деньги приходили из-за рубежа из расчета сорок долларов за литр, падали, как манна небесная. Где берут плательщики деньги на это, кто они такие и зачем им кровь в таком количестве, он не знал, хотя и хотел бы. А ведь и впрямь любопытно, кто в мире может себе позволить тратить такие средства.

— Не твоего ума дело! — раздалось отчетливо в комнате, оборвав его размышления.

Кольский посмотрел на Светлану Петровну, но догадался по выражению ее лица, что она такого сказать не могла. Да и голос был мужской, но на этот раз незнакомый, хотя… «Хотя голос Самоцветова похож немного, но я с ним не общался до звонка. Придет — поглядим! Но что же это такое происходит? Звуковые галлюцинации? Пора к психоаналитику», — покачал он головой и решил пока не обращать на посторонние голоса никакого внимания. А мысль продолжил. «Евдокимов знал. Он все знал. Что они за люди, эти плательщики, да и люди ли?», — вопрос, как обычно, повис в воздухе, и это заставило его вернуться от философии к делам.

— Подготовьте приказ, где отразите тарифы в условных единицах, как нынче это принято.

— Мы потеряем пятнадцать процентов доходов.

Кольский внимательно посмотрел на своего заместителя, подумав в очередной раз:

«Робот, а не человек. Никаких эмоций. Кровь — не кровь, ей все равно. Но ведь поэтому она здесь».

— Я понимаю, — терпеливо начал разъяснять Евгений Дмитриевич, — но нам платят за количество. Это значит, что, когда мы недоплачиваем донорам и они перестают сдавать кровь, мы теряем оборот. Если же количество доноров увеличивается, то все, что вы говорите о потерях, нивелируется, если к тому же не увеличивает прибыльную часть. Это нужно считать, но я и без расчетов понимаю, что это так. Видите?

Светлана Петровна наклонилась к папке и посмотрела на те цифры, в которые тыкал Кольский.

— Это полгода назад. А это теперь.

— Похоже, вы правы.

— Готовьте приказ.

— Хорошо, Евгений Дмитриевич.

— Что-нибудь еще?

В этот момент зажглась кнопка селектора.