Кровь

— Ну, я не знаю, — говорю я, понимая, что сказал не то, что она хочет слышать. — Это сложно: испытывать вечно одно и то же чувство. Мы ведь живем в мире перемен.

— Но мы живем?

Я гляжу на нее, и до меня доходит, что это не Василиса.

— Мы?

В этом биноме Ньютона, составленном из слов, таится огромный смысл. Я сам с трудом понимаю его, хотя и разразился мудрым местоимением.

На меня обрушивается абсурдность всяких слов и мыслей, всякого существования и чувств.

Мы? Кто — мы? Полная Луна и я?

Разве ж мы живем? Кого-то из нас нет, и физически не может быть рядом, нас разделяют тысячи лет. Но ведь это не так: мы говорим, мы видим друг друга, наконец, мы знаем друг о друге.

Я чувствую, что окончательно тупею. Мир перемен… Перемен в чем?

— Может быть, ты права, и вечная любовь существует.

Внезапно я оказываюсь перед дверью, она распахивается, на меня обрушивается невероятный свет, я слышу голоса, необычную музыку, вижу какие-то фигуры, и… прихожу в себя.

Василиса спит рядом, широко раскинувшись под одеялом. На улице темно. Несколько минут я пытаюсь сообразить, что из того, что я видел и слышал, правда. Так ничего и не решив, встаю и выхожу в другую комнату. Включаю телевизор и нажимаю кнопку телетекста.

Факт, меня не было двое суток.

В спальне раздается шуршание, по коридору шлепают шаги, и входит моя любовь. Оценив мое состояние долгим взглядом, она произносит с улыбкой:

— Так ты говоришь, вечная любовь все-таки существует?

6

Игорь Юрьевич Лаврентьев проснулся в десять часов утра в своем загородном доме и поглядел на часы, но не смог рассмотреть ничего путного. Взгляд застилала полная и абсолютная пелена толщиной в полсантиметра. Слабой своей рукой он протер глаза, но цифры на электронном табло отчаянно двоились. «Семь не семь, — вяло поразмыслил он, — наверное, все-таки семь. А пусть будет семь!», — принял он государственное решение и снова уснул.

Проспав еще два часа, он, наконец, сумел разглядеть показания часов, отчего сильно возмутился.

«Мать вашу итить! У меня ж сегодня валютчики и Самоцветов!».

— Соловьев! — заорал он, но голос хрипел, сипел и дальше спальни вряд ли просочился. Прокашлявшись, он повторил процедуру крика, и на этот раз его многодецибелловый вопль должен был быть услышан даже на улице. Впрочем, дожидаться Соловьева он не стал, а вскочил с кровати и, выбежав за дверь в одних трусах, уже вполне грозно завопил в третий раз:

— Соловьев, мать твою итить!

Тишина, послужившая Вице-премьеру правительства ответом, заставила задуматься.

«Может, сегодня воскресенье? Так вчера… Да нет, кой черт воскресенье? Вчера же пили с французами! Значит, четверг… Вчера четверг, а сегодня пятница, значит!»

— Соловьев! — Игорь Юрьевич, топая босыми ногами, грузно спустился со второго этажа, заглянул в огромную, но совершенно пустую кухню, ругнулся и вышел на порог дома.

Окружающий лес встретил его больную с похмелья голову весенним звоном и запахом цветов, что вызвало в Лаврентьеве чувство отвращения к самому себе — пропитому и с отвратительным запахом во рту. Он дыхнул на весну перегаром и еще раз оглядел небольшой парк, разбитый вокруг дома. Кроме разрывающегося на части соловья, заменяющего присутствие провалившегося в преисподнюю Соловьева, никакой живности он не заметил.

Снова ругнувшись, он вернулся в дом и схватил телефон, начав лихорадочно тыкать в него пальцами. Однако вместо набора номера в трубке раздался голос, распевающий знакомую с детства песню:

Вихри враждебные веют над нами,
Темные си-илы нас зло-обно гнетут.

«Проклятье! Что за идиотизм?» — отшвырнул он от себя телефон, будто это была змея, в результате чего была нажата кнопка селектора, и голос уже на всю гостиную продолжал выводить:

В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще су-удьбы бессмертные жду-ут!
Но мы поднимем…

Игорь Юрьевич догнал брошенный на пол телефон и закрыл ему глотку, вырвав шнур из розетки. Но телефон и не думал молчать. Песня прервалась, и голос, теперь уже похожий на голос Левитана, заявил:

— Передаем правительственное сообщение! Работают все радиостанции Советского Союза!

«Какого Советского Союза?» — застонал Лаврентьев и в изнеможении сел на стул.

— Сегодня, тридцать первого июня…

«Какого июня? — Лаврентьев был бесконечно возмущен, — нет, и не может быть никакого такого тридцать первого июня. Впрочем… фильм, книга. Так это розыгрыш!». Игорь Юрьевич с облегчением рассмеялся и стал слушать диктора уже в приподнятом настроении.

— …за два года до Всемирного Потопа чеченские террористы захватили Первого Заместителя Председателя Совета Министров Советского Союза Лаврентьева Игоря Юрьевича. Политбюро ЦК КПСС, Верховный Совет СССР и Совет Министров СССР предъявили ультиматум Республике Ичкерия. В ультиматуме говорится…

В этот момент в трубке что-то зашуршало и голос Высоцкого запел: