Кровь

— Чего вы хотите от нас? — словно не услышав ни слова из сказанного Ветром, спросил он. Художник понял, что юноша до сих пор еще собирается принять смерть и никак не может избавиться от истерики, царящей в его душе. Поэтому, хоть и быстро, но плохо соображал.

— Вам надо успокоиться, — произнес он. — Я не причиню вам вреда.

— Но, кроме вас, есть другие люди! — молодой голос юноши был действительно немного истеричен, несмотря на то, что он старался прикрыть свое состояние твердыми нотками.

— Что ж, вы правы! — признался Ветер. — Пока я не могу гарантировать вам жизнь, это зависит не только от меня. Но я обещаю защищать вас, насколько хватит моих сил.

Буря улеглась, туман рассеялся, только прохлада все еще была здесь. Она изучала.

— Меня зовут Полная Луна, — ее голос был не столь хорош, как хотелось бы Ветру, но ведь она не Цех Пробуждения.

Впрочем, услышанное все равно тронуло его — излишне тоненький, но весьма мелодичный голос. Кроме того, акцент, с которым она говорила на сензаре, компенсировал эти мелочи. Брат, однако, все еще не пришел в себя.

— Я не уверен, что смогу снова подготовиться к смерти, если придется, — сказал он угрюмо.

— К смерти нельзя подготовиться, если не живешь с ней всю жизнь, — мягко произнес Ветер.

В ответ мальчишеские глаза наполнились слезами, и он отвернулся.

Художник подошел к старику, чья седая борода устало прилегла на грудь, снял повязку с его глаз и вытащил изо рта кляп. Такими атрибутами «награждали» особых пленников, чье слово обладало высшей силой.

— Меня зовут Ветер Небес, я Главный художник Императора Легенды и хочу помочь всем вам.

Подслеповатые глаза медленно поднялись вверх.

— В Атлантиде я немного рисовал, когда был свободен от забот. Я узнаю тебя лучше, когда посмотрю на то, что ты умеешь, — старик тяжело встал, оказавшись значительно выше Ветра. Голос его был по-прежнему тих, когда Ветер наконец услышал: «Идемте, дети мои».

Голова Ветра звенела от радости. Чуть ли не вприпрыжку он указывал дорогу гостям, направляясь к своему дому.

3

В голове все еще звенело, когда я снял трубку телефона.

— Ветер… черт, извините, алло!

— Слушай внимательно, — раздался в трубке приглушенный голос, — немедленно одевайся и беги из квартиры. У тебя двадцать минут.

— Куда беги, — проснулся наконец я, — зачем?

В трубке раздались гудки.

Фу! Бред какой-то. После такого сна прямо сейчас встану и побегу. Шутки дурацкие.

За годы репортерской работы я привык ко всякому. Шутников, особенно телефонных, хватало. Это еще что. Вот когда тебе среди ночи звонят…

Черт, это же был голос Самоцветова, того самого фээсбэшника.

Я уже сидел на кровати и натягивал джинсы. Думать после таких предупреждений было некогда. В шкафу меня ждал НЗ, хранимый как раз для таких случаев: упакованная сумка с одеждой, деньгами и пистолетом Макарова. Вытащив из кармана пиджака личные документы, я сунул их во внутренний карман джинсовой куртки, надел кроссовки, запихнул «Макар» за пояс брюк, кинул в сумку мобильный телефон с подзарядкой, сгреб со стола Костино письмо и посмотрел из окна во двор. Тишина и покой.

В дверном глазке тоже никто не шевелился. Я просунул в дверь голову, потом все остальное и рванул по лестнице, но не вниз, как сделали бы все нормальные люди, а вверх.

Почти год ушел на то, чтобы родной ЖЭК организовал для меня ключи от чердака. Проблема, конечно, заключалась не в том ключе, что от нашего чердака, с этим я справился бы и сам, а в том, что ключи были от чердака в крайнем подъезде. Чего только не пришлось мне выдумывать, чтобы доказать жизненную важность для меня этих ключей. Кончилось тем, что я показал справку из психдиспансера, в которой мой приятель отчетливо написал: «Фобия пожаров и ограниченных пространств».

Этой дорогой я пользовался лишь трижды, и последний раз это случилось около четырех месяцев назад, когда мне пришлось избегать встречи с одной навязчивой дамой. Поэтому сейчас я молил Бога, чтобы ЖЭК не поменял замки.

Не поменял.

Я вышел из крайнего подъезда и нырнул в него снова, надеясь, что остался незамеченным. Метрах в шестидесяти от меня, прямо против двери подъезда, ведущей где-то там наверху в мои покои, стояли три, да-да, именно три, автомобиля, причем каждый из них был черным джипом. Насколько я успел заметить, два мужика мирно беседовали, облокотившись на капот одного из них. Решив не вмешиваться в их разговор, я ретировался на второй этаж, открыл окно, ведущее на улицу, и сполз на благословенную землю. Здесь меня никто не ждал, и в этот раз я не стал печалиться по этому поводу.

Солидным шагом, чтобы не привлекать внимания окружающих, которых, кстати сказать, не было, я добрался до пересечения Садового кольца и Петровки и тут уж от души замахал руками в надежде на такси. Такси не было, а вот частник на скрипучей «пятерке» меня подобрал. Сев в машину, я наконец глянул на часы. Четыре утра.