Кровь альфы

Он вытягивает руку и показывает на стену боли. — Выбирай.

Я выпрямляюсь. Смотрю на него и тяжело вздыхаю, а затем встаю на ноги. Ряды орудий расплываются перед глазами, когда подхожу ближе. Я хватаю ближайшую к себе полоску кожи с угловатым наконечником, прикрепленным к длинной ручке. Вернувшись к Люциусу, опускаюсь на колени и протягиваю ему свой выбор, склонив голову. Искусное исполнение все упрощает, особенно учитывая, что я готовлюсь к долгой ночи.

Люциус берет хлыст и откладывает его в сторону, а потом прижимает меня к себе.

— Напугалась?

Я опускаю голову.

— Не бойся. Я не причиню тебе вреда. — Его большие руки разминают мои плечи, пока я не начинаю таять, подавляя свое сопротивление. Его прикосновения приятны. Я и люблю, и ненавижу то, как реагирую на него.

— Не знаю, смогу ли я это сделать, — выпаливаю я.

— Тебе ничего не нужно делать. Просто впитывай происходящее.

— Когда мы находимся на сцене, я знаю о тебе все: каждое движение, каждый вздох, каждую дрожь. Твоя роль — осознавать меня. Я буду твоим миром. Мои слова — твой бог. — Его большие руки обхватывают мое лицо и наклоняют мою голову назад, чтобы встретиться с его глазами. — Отдайся мне, Селена. Я никогда не позволю тебе упасть.

Люциус

Мой питомец ерзает у меня на коленях, слишком взвинченная, чтобы сидеть спокойно. Она и нервничает, и любопытствует — освежающее сочетание. Я ставлю ее на колени и застегиваю ошейник на шее. — Высшая степень отличия, — говорю я ей, и она кивает, мгновенно склонив голову. Ее вздох заставляет меня схватить ее за подбородок. — В чем дело, питомец?

— Я вам нужна? — Она смотрит на выпуклость моих брюк. Страх? Нетерпеливость? Ее лицо — маска, которой позавидовал бы вампир.

— Не сейчас, питомец, — говорю я ей. — Ты должна заслужить. — Ее глаза еще больше округляются. Нервничает. Она действительно девственница.

— Тебе нужно новое безопасное слово, питомец. Нечто уникальное.

— Кустарник? — предлагает она, и я сдерживаю улыбку.

— Хорошо.

Я сижу молча, позволяя ее предвкушению нарастать. Она ерзает. Ее широко раскрытые глаза быстро моргают, дыхание учащается. Она смотрит мне в лицо, а я смотрю ей в спину.

— Встань и разденься, — я отдаю быстрый приказ. Кратко.

Она тут же вскакивает, чтобы повиноваться. Ее комбинезон падает на пол, и она стоит обнаженная передо мной, ее красивые соски торчат, межу ног влажно и готово для проникновения.

Мой член болезненно пульсирует, но я мастерски держу себя в руках. Вампир в моем положении должен контролировать себя. Я не похож на разъяренного волка, который поддается своему желанию и злобно метит свою пару. Нет, я жду своего часа. Заставляю ее дрожать. Учу послушанию. Мое удовлетворение приходит от моей власти над ней, а не от какого-то низменного освобождения моей мужской силы.

Я медленно поднимаюсь с трона, беру поводок и пристегиваю его к ошейнику на шее Селены. — Пойдем, питомец. Мне не терпится снова пометить твою бледную кожу. — Я беру с собой хвост дракона и кожаный хлыст.

Она ничего не упускает, ее расширенные глаза воспринимают все это со вспышкой тревоги. Я киваю в сторону скамейки для порки. — Туда. Устраивайся на скамейку, питомец.

Я не пропускаю дрожь, пробегающую по ее спине, но она безмолвно повинуется, склонившись над скамейкой.

Я пристегиваю ее запястья и лодыжки и проверяю крепления. Ее вагина выглядит слишком аппетитной, чтобы не прикасаться, поэтому провожу пальцем по влажной щели, распространяя ее естественную смазку до клитора.

Она выгибает свою задницу, и я шлепаю ее, сильно.

Она волчица, поэтому боль мало что значит. Любые следы, которые я оставлю, заживут почти мгновенно. Некоторые вампиры любят покорных оборотней именно по этой причине. Некоторые, наоборот, предпочитают людей, которые будут чувствовать всю тяжесть наказания в течение нескольких дней.

Я никогда не зацикливался на этом, но сейчас рад, что Селена — маленький волк. Я слишком оберегаю ее, не желая, чтобы она испытывала какой-то длительный дискомфорт, даже ради удовольствия.

— Готова к порке, Селена?

Она не отвечает, и я снова шлепаю ее по заднице.

— Да, сэр. — Ее слова звучат немного угрюмо, но я не упускаю из виду то, что в них слышится затаенное дыхание. Она взволнована, но гордость не позволяет ей признаться в этом.

Я кладу ладонь на рукоятку кожаного хлыста. Это прекрасный инструмент. И отличная разминка — немного более жесткая, чем посредством флоггера или моей руки, но все же легкая.

Я шлепаю один раз по центру ее ягодиц и слушаю, как она ахает. Один только звук ее стона доставляет мне удовольствие. Я снова шлепаю и жду реакции. Далее действую усерднее, шлепая быстро по ее бледным округлостям.

Эта интенсивность удивляет ее, потому что она задыхается и извивается, вывернув запястья в наручниках. Мне нравится, как ее попка сжимается и дрожит. Примерно после тридцати ударов она берет себя в руки. Эндорфины начинают действовать, кровь приливает к ее заднице, окрашивая в розовый цвет. Она замедляет дыхание и замирает, мужественно принимая удары.

Поэтому, конечно, я останавливаюсь.