Кровь альфы

Теофилус склоняет голову. — При всем моем уважении, подумайте о том, чтобы принять участие в торгах сегодня вечером. Некоторые оборотни соглашаются на аукцион, но оказывают приятное сопротивление после того, как их покупают. Их подчинение обеспечивает месяцы развлечений, если вы выдержите.

— Месяцы? Ты меня удивляешь, Теофилус, — протягиваю я, поддразнивая его. — При наличии терпения профессионал может наслаждаться жертвой годами.

Он краснеет. — Эти оборотни долго не протянут. В конце концов, вы не сможете их обратить.

— Как скажешь, — делаю вид, что соглашаюсь. — Я полагаю, что лоск исчезнет через несколько недель. Или месяцев, если жертва особенная.

— Оборотни сильнее людей, но никто не может противостоять вампиру. В итоге они все сдаются.

— Да, — я снова обращаю свое внимание на сцену. — В итоге все сдаются. — Даже вампиры.

Проходит время, и я делаю вид, что не замечаю, как зрители изучают меня. Я поднимаю вверх пальцы. Сегодня вечером я буду сидеть на аукционе, изображая интерес. Через месяц я устрою вечеринку с избранным числом моих помощников. К тому времени буду знать, кто из моих потомков замышлял заговор против меня. У меня уже есть идея.

— Леди и джентльмены, прошу вас занять свои места. Совсем скоро начнется финальная часть аукциона.

Свет в доме гаснет, по комнате пробегает рябь предвкушения. Занавес раздвигается.

И появляется она.

Селена

— Лот девять, особый товар, — объявляет аукционист.

Я стою на маленькой платформе, глядя в океан белого света. Прожекторы ослепляют меня прежде, чем я успеваю опустить взгляд в пол. Я должна быть покорной. Идеальное маленькое домашнее животное для вампира.

— Женщина, оборотень, двадцать два года. Она обучена подчиняться, но… — аукционист замолкает и понижает голос. — Ее кровь ни разу не пролилась. Они никогда не была с мужчиной. Это правда, дамы и господа вампиры… она девственница.

Представляю ли я возбужденный ропот в рядах за огнями? Я начинаю слегка переминаться с ноги на ногу и выравниваюсь, прежде чем мои губы искажаются в презрении.

— Повернись, милая, покажись нам, — приказывает аукционист.

Я послушно поворачиваюсь, возвращаясь в свою изначальную позу. Слегка склоняю голову.

— Торги начинаются со ста тысяч, — объявляет аукционист. — Сто тысяч за эту чистую, нетронутую девственницу. Кто даст сто — да, вон там, сзади. Джентльмен в красном галстуке-бабочке. Кто-нибудь еще хочет владеть этим прекрасным образцом красоты оборотня? Кто даст двести… — Ставка повышается, подстегиваемая возбужденной болтовней аукциониста. Я щурюсь от яркого света. Сколько человек находится в зале? Десять? Двадцать? Сотня? Где-то, возможно, на балконе, Ксавье наблюдает за происходящим.

Но это не имеет значения. Я здесь только для одного вампира, для одного единственного. Луциуса Франжелико. Мне нужно заинтересовать его.

Я опускаю взгляд на сцену и стараюсь выглядеть кротко. Что заставит короля вампиров сделать ставку на меня? Я облизываю свои красные губы, и не могу заставить себя принять страстную позу. Не тогда, когда я хочу ударить кого-то за то, что он подвергает оборотней этому отвратительному действу.

Мои кулаки так и чешутся сжаться. Я заставляю свои плечи расслабиться.

Все это скоро закончится.

Люциус

Она вовсе не покорная.

Таково мое первое впечатление о прекрасной волчице. Она смотрит в пол перед своими босыми ногами. Всякий раз, когда аукционист упоминает о ее девственности, уголок ее рта дергается. Они одели ее в мягкую одежду из ничего, больше похожую на неглиже, чем на вечерний костюм. Что-то шелковистое, что так и хочется сорвать. У нее синяки на руках — признак того, что с ней грубо обращались, но в ней нет ничего хрупкого. Она высокая, соблазнительная. Амазонка с короной из белого золота волос.

Что-то в ней мне знакомо. Она поднимает голову и бросает свирепый взгляд во все углы театра, и воспоминание пропадает. Мое тело реагирует, кровь приливает к паху. Каково это — владеть таким существом? Каково приручить и овладеть ею?

Всем своим видом я выражаю скуку. Волчица искушает меня, вот и все. Что-то новое и забавное, чтобы на время отвлечься. Бессмертие превращает все, удовольствие и боль, во временное развлечение. Но эта волчица может заставить меня на некоторое время забыть об этом.

Кроме того, она похожа на кого-то, кого я когда-то знал…

Она облизывает накрашенные губы, стоя на сцене. Мои брюки становятся все теснее, а руки сжимаются в кулаки. Мой номерок лежит на полу рядом с ботинком. Должно быть, Данте оставил его там.

Сегодня я не буду участвовать в торгах. Хотя так заманчиво.

В ряду передо мной Теофилус откашливается. — Понимаете, что я имею в виду, сир?

— Да. — Я наклоняюсь вперед, чтобы снова рассмотреть волчицу. — Понимаю.

Селена

— Пятьсот, пятьсот, кто может дать пятьсот, — блеет аукционист, когда аукцион поутих. Он замолкает и почесывает подбородок. — Нет? Возможно, вам нужно больше аргументов.

Он машет кому-то за кулисами, и трое мускулистых рабочих сцены маршируют прямо ко мне.