Кровь богов

Октавиан хмыкнул:

– Думаю, тебе было бы легче, если бы мы начали заново.

– В жизни постоянно приходится делать выбор, – беззаботно ответил Марк. – Я предпочитал играть тем, что имел. Как и ты. И не жалею об этом.

– Жалеть было бы бессмысленно, – твердо ответил Октавиан. – Ты сделал свой выбор, и этого уже не изменить.

Марк снова кивнул, не поднимая головы и делая вид, что всецело увлечен игрой, одновременно обдумывая слова старика. Между тем игра продолжалась, руки мелькали над доской, передвигая камешки или забирая захваченные. Простых пешек у противников почти не осталось, и оба «Орла», загнанные в противоположные углы, теперь практически не имели защиты.

Октавиан играл хорошо и, имея численное превосходство, легко шел на обмен, увеличивая преимущество. Какое-то время камни еще исполняли боевой танец, оба игрока сосредоточились на сражении, позабыв обо всем прочем.

Однако все завершилось быстро. Собрав все оставшиеся силы, Октавиан предпринял рискованную атаку, которая могла привести как к крупной потере, так и к победе. Спасти запертого в углу «Орла» Марк уже не смог бы, и, просчитав игру на три хода вперед, он покачал головой.

– Отлично сыграно, – сказал внук, отодвигая доску. – Приятно сразиться с кем-то получше Невия, уж ты поверь. Еще одну?

Октавиан покачал головой. Спину ломило, и он знал, что подняться с низкого сиденья без помощи будет трудно.

– Думаю, достаточно. Я не могу считать это победой, вступив в игру при выигрышной позиции. – Он сурово посмотрел на внука в упор; тот вежливо улыбался, изящно наклонив голову.

– Ты заберешь меня домой? – осведомился Марк, изо всех сил стараясь не выдать беспокойства. – Увидеть мать, твою дочь? Суд и мое заключение разобьют ей сердце.

– Квинт! – позвал Октавиан. – Подойди.

Центурион уже стоял в дверном проеме, занимая его едва ли не полностью. Октавиан поднял руку, и Квинт помог ему подняться. Марк видел, чего стоит старику это усилие, хотя император не издал ни звука. Они оба посмотрели на молодого римлянина: Квинт с настороженностью телохранителя, восприимчивого к любой угрозе, Октавиан с выражением человека, принявшего непростое решение и уже смирившегося с ним.

– Нет, – произнес император после затянувшейся паузы. – Я не заберу тебя домой.

И только тогда Марк наконец поднялся. Центурион мгновенно положил свободную руку на рукоять меча, безошибочно распознав опасность.

– Ты же сказал, что суда не будет, дед! Если так, то почему я должен оставаться на этом забытом богами клочке суши?

Октавиан не ответил. На мгновение он усомнился в правильности своего суждения. В том, что Марк участвовал в заговоре против него, не было ничего по-настоящему дурного. Как и в том, что он использовал силу и влияние, чтобы встать над законом. Октавиан делал то же самое – и не один раз.

И все же решение было принято, и, осознав это в полной мере, император почувствовал, как печаль сдавила грудь. Кормилу власти требуется надежная рука Тиберия. Он – тот человек, который нужен Риму, которого заслуживает Рим. И хотя Октавиан не был равнодушен к обаянию внука, хотя любил его всей душой, он знал теперь, что Марк опасен. Мальчишка стал мужчиной, человеком с большим влиянием, вождем, способным повести за собой других. Сколько еще времени понадобилось бы ему, чтобы убедить стражу увезти узника с острова на своей же лодке? Кроме того, император увидел во внуке опасные изъяны. Увидел, быть может, потому, что они напоминали его собственные. Чрезмерная гордыня, гневливость, холодная расчетливость и умение манипулировать людьми – каждый порок был ядом, каждый разъедает человека по-своему. Все это бурлило под маской приятной наружности и скрывалось за выражением оскорбленной невинности.

– Прощай, Марк, – сказал Октавиан. – Я всегда следил за тобой. И любил тебя сильнее, чем ты когда-нибудь сможешь себе представить.

Марк открыл рот, но не издал ни звука, хотя глаза его полыхнули яростью. Старик умирает, ясно понял он вдруг. Все на это указывает. Марк поднял голову, вспомнив о парусной лодке и молодом стражнике, Ринии. Никто из его тюремщиков не слышал, что сказал император. Он найдет для них нужные слова – слова, которым они поверят. Уже через неделю его не будет на острове, а потом он отыщет тихое местечко и подождет кончины великого Августа.

Император вышел из комнаты в сопровождении центуриона, державшегося рядом, чтобы в случае чего поддержать.

– Я все еще могу пережить тебя, – прошептал Марк, когда они ушли.

* * *

Во дворе Октавиан повернулся к легионерам, которые все еще стояли навытяжку, словно высеченные из камня. Впереди стоял Квинт, крепкий, загорелый, готовый выполнить любой приказ. Император глубоко вдохнул теплый воздух. На кустах и деревьях, которые десятки лет беспрепятственно росли у самых стен крепости, пели птицы.

– Квинт? Я хочу, чтобы ты вернулся в ту комнату. Убей того, кого найдешь там. Возьми голову, заверни ее хорошенько и положи в мешок. Я заберу ее с собой.

– Твоя воля, принцепс, – без колебаний сказал центурион, вынул меч и, отсалютовав им, исчез в казарме.