Кровь боярина Кучки

- А то лежал бы сейчас в порубе с выколотыми очами, - отдувался под ударами веника гостеприимный хозяин.

- Неужто думаешь, ослепили бы? - уронил веник Род.

- Ха! - принялся в свою очередь за его спину Чекман. - Я тебе уже говорил: черниговские князья люди, что ли?

Сидя в приличном одеянии за столом и блаженно насыщаясь, Род продолжал с любопытством слушать своего друга. Сколько разительных перемен происходило вокруг, пока он в одиночестве путешествовал из Москова в Киев!

- Вчера Улеб вернулся по государеву изволу подымать мстителей на Давыдовичей с Ольговичем, - морщился от предстоящих невзгод Чекман. - Столицей правит сейчас оставленный великим князем брат по Владимир Мстиславич. То-то государев сын Мстислав злобится!

- Почему злобится? - не понимал Род. - Племянник на дядю?

- Ха! Тёмный ты, человек лесной! - потрепал его но плечу берендейский княжич, - Владимир Мстиславич сводный брат нашему государю, сын его мачехи.

Стало быть, великокняжьему сыну он вовсе не стрый[360], а мачешич. Тот так его и зовёт.

- Из-за этого нелюбье у них? - удивился Род.

- Возрастом они почти схожи, вот и состязаются, - пояснил Чекман. - Да и характеры разные. Мстислав Изяславич храбр и прям, а Владимир Мстиславич хи-и-итрый оглядень!

- А, мне-то что до них? - отмахнулся Род.

- В Киеве жизненные пути колдобисты, - предупредил княжич. - Новику надо знать, где вернее поставить ногу. А не то у-у-ух! - ив пору б!

Ветер неожиданно распахнул слабые оконные створки и принёс густой звук: «Ум! Ум! Ум! Ум! Ум!..»

Берендей вскочил. Вслед за ним встал из-за стола Род.

- Сполох?.. Где-то загорелось?.. Ох, беда! - испугался юный лесовик.

- Вечный колокол[361]! - сразу определил Чекман. - На торгу перед княжьим дворцом собирают вече.

- Не бывал на вече никогда, - признался Род. - В Новгороде созывалось не однажды, да наставник Богомил не отпускал меня.

- А желаешь, съездим, - предложил Чекман, - Да чур держать себя в узде! - поднял он палец, - При общем возбуянии быть кротку, понял, дорогой? Ни ты, ни я - не вечники[362]. Ты пришлый, я берендей, вразумел?

Сын Кондувдея лично вывел из конюшни вороного жеребца с игреней кобылой.

- Узнаёшь?

Кобылица вежливо взяла с ладони Рода горстку соли, шумно зажевала, улыбнувшись всаднику знакомым оком: сколько лет, мол, сколько зим!..

- Катаноша! - шепнул Род, припав щекой к дрожащей шее, запустив пальцы в густую гриву.

Кликуны уже заголосили почти на каждой улице. Вечный колокол толпил народ. Только что кутившие, кузнечившие, торговавшие спешили вечевать на сходбище.

- Ах, нам не пристало быть толпыгами[363], - придержал коня Чекман.

Не спешиваясь, они стали на приличном расстоянии от свежесбитого помоста, некрашеного, обтянутого дешёвой крашениной. Нестерпимо яркий златик солнца плавился в зените. Резали глаза слепящим блеском многочисленные купола святой Софии. Чекмана с Родом отделяло от помоста море растревоженных голов. Зоркий лесовик отлично видел знаменитых граждан Киева, взошедших на помост.

- Вон Лазарь, нынешний наш тысяцкий, - показывал Чекман. - А вон митрополит, а рядом с ним Улеб. Сейчас он будет говорить. А в сторонке государев брат Владимир…

Сановный сухожилистый жердяй с узенькой бородкой охватил площадь гулким голосом:

- Великий князь целует своего брата, - он поцеловал Владимира, - Лазаря, - приложился к тысяцкому, - и всех граждан киевских, а митрополиту кланяется! - Поклонился владыке.

- Какой день нынче? - спросил мужской голос рядом с Катаношей.

- Ныне девятнадцатое вресеня, пяток, - ответила ему тётка в чёрной понке.

- Вторник да пяток - лёгкие дни, - заключил мужик.

- Кто дела начинает в пятницу, у того они будут пятиться, - сурово заметила знательница примет.

Тем временем боярин Улеб с помоста продолжал речь:

- Так вещает Изяслав: князья черниговские и сын Всеволодов, сын сестры моей, облаготворённый мною, забыв святость крестного целования, тайно согласились с Ольговичем и Гюргием Суздальским. Они думали лишить меня жизни или свободы, Бог сохранил вашего князя. Теперь, братья-киевляне, исполните обет свой: идите со мною на врагов Мономахова роду. Вооружайтесь от мала до велика. Конные на конях, пешие в ладиях да спешат к Чернигову! Вероломные надеялись, убив меня, истребить и вас. Но с нами Бог и вся правда его! - При этих словах Улеб воздел руки к небу.

Толпа на площади взволновалась закипевшей кашей в большом котле. Люди подпрыгивали, вскидывали руки, орущие пузыри голов поднимались и опускались. Одни и те же возгласы повторялись на разные лады:

- Ради, что Бог сохранил нам князя от большой беды!

- Идём, княже, за тебя и с детьми!

На помост вскарабкался мускулистый детина в стёртой безрукавной поддевке, шваркнул картузом об пол и заорал:

- По князе-то мы своём пойдём с радостию. А прежде надобно вот о чём промыслить…

Чекман сказал на ухо своему нездешнему другу:

- Запомни этого: дурной малый! Преданный человек Улеба. Не головой дурен, сердцем. Зовут его Кондратей Шорох.