Кровь боярина Кучки

К казнимому уже потянулись древки со сгустками смолы. Только вымазать и зажечь.

От ладанки Богомила Соловья стало горячо груди. Род напряг силы. Показалось, кожа от натуги на руках порвалась, но и связывающее руки вервие порвалось. Он их высвободил, воздел к небу. Надо загасить факел. Нет сил его терпеть! Невиданной мощи крик сотряс воздух:

- Дажбог, дай дождь!

Волхв выкрикивал каждое слово чётко. Три слова - словно четыре камня посылал в небо.

- Даж…бог, дай дождь!

Туча не отвечала. А ладанка Богомила жгла грудь.

- Дорасти, древо, от земли до неба, дотяни сучья до чёрной тучи! Мать-землица, дай силу!

Просящий ощутил себя мощным деревом, выросшим из столба, руки его, как ветви, удлиняясь, вздымались все выше, пальцы, как сучья, дотягивались до влажных зябей, входили в тугую влагу, разверзали упрямую утробу воды.

Ливень хлынул стеной, и на месте исчезнувшего факела обнаружился чёрный остов Озяблого.

- Смолы!.. Огня! - заходился в истошном крике Владимир.

Что огонь, что смола под гасящей стеной воды?

Свирепость мстителя перекрыл иной крик. До боли знакомый голос воззвал по-боевому:

- Галичина-а-а!

Стоявшие особняком вой в латах и шишаках смяли княжеских кметей, свалили столб, сорвали со смертника вервие, что ещё сковывало его ноги и тело.

- Осторожнее, хлопцы! Не причиняйте боли.

Род удивлённо созерцал дружеский лик, склонившийся над ним:

- Иван… Ростиславич… Вдругожды… спасаешь…

- А, не забыл, как мы с рязанцем Владимиром тащили тебя из Ольговичева поруба? - не выдержал - рассмеялся галицкий изгой Берладник. - Не подходить! - заорал он куда-то в сторону. - Мне никакой Владимир Черниговский не указ! Служу только Изяславу Черниговскому! За спасённого друга глотку перегрызу! Никому его не отдам!

4

Род восстанавливал силы в покоях Ивана Ростиславича Берладника. Изгнанный галицкий князь в Чернигове расположился по-княжески. Испытанная на верность дружина надёжно берегла его дом.

- Изяслав Давыдыч не Святослав Ольгович! - приговаривал вдрызг намыкавшийся Иван, навещая друга. - Есть теперь у меня на Десне сельцо, с коего кормлюсь. И боевая сряда у хлопцев справная. Буду служить этому Давыдычу по-сыновни. Но не его братцу-кровоядцу. Я ведь тебя на смертном столбе обнаружил с полвзгляда. Сердце захолонуло. Ну, думаю, мертвец. Отстрадал свой век. Сожгут, как язычники. Они же и есть язычники. Благоденственную державу Владимира Святого и Ярослава Мудрого превратили в жертвенник Вельзевула. Кровь так и льётся в бойне. Мяса так и поджариваются в пожарах. Принимай жертву, Сатана! А все потому, что власть их осатанила. Да о чём говорить? Тьму тысяч раз горечь переговорена!.. А тебя как увидел раскрывшим очи… Не могу выразить! Впал в такое возбуяние, хоть сам лезь на столб. Все, слава Богу, позади. Ты поотдыхай пока. Повечер зайду. Дорасскажешь сполна про свою Улиту. Чего не смог твой друг-атаман - царство ему небесное! - то смогу я, и никто иной. Мы тебя и твою другиню знаешь куда упрячем? Никакой Долгорукий властелин не дотянется. В Вятскую республику! Слышал я от ушкуйников в Новгороде Великом, есть таковая у нас на севере на Вятке-реке. А столица её - град Хлынов. Там славяне-республиканцы живут, аки римляне в доавгустовой поре. Не чета глупым новгородцам! Никакого князя к себе - ни-ни! Вот хоть я приди, вытолкают взашей. Знают они нашу княжью хватку: лапы мягкие, зато когти вострые! Так что ты уж там не боярин, а Улита твоя не княгиня. Дай обниму до вечера, чародей-кудесник!

Род напрасно ждал, когда жёлтая оконная слюда станет серой. Иван повечер не пришёл. Явился удалой кудряш с закрученным, как у ляхов, усом. До чего ж знаком этот удалец!

- Здрав будь, боярин! - низко поклонился он. - Радуюсь сызнова повидать Третьяка Косолапа. Твоего любимого вишнёвого взвару не пожелаешь ли испить?

- Якубец Коза! - узнал Род, принимая кружку из его рук. - Как ты здесь оказался?

- Ах, досточтимый Третьяк Косолап! - тяжело вздохнул давний знакомец.

- Да вовсе я не Третьяк Косолап! - поперхнулся Род.

- Не гневись, боярин, - принял Якубец кружку, - Захотелось припомнить старое, как оставил тебя в кромешной тьме у Славяты Изечевича, покойного моего господина…

- Покойного? - огорчился Род.

- Бог прибрал благодетеля прошлым летом, - опустился Якубец на ковёр у одра. - Теперь уж я не боярский, княжеский отрок у Ивана Ростиславича на хорошей службе. Господин мой повечер отлучился на позов Изяслава Давыдовича. А меня послал твою милость развлечь, боярин.

- Да какой я боярин? - дотронулся Род до плеча Якубца. - Не достоит так бедного странника величать.

- Все мы странники здесь, Родислав Гюрятич, - отвечал ему добрым взглядом Коза. - Вот хоть великий князь Изяслав Мстиславич. Ведь вдругожды изгнали из Киева. Странствовал по Волынии. Нынче же вестоноша донёс: Изяслав вновь на великокняжеском столе. Киев празднует его возвращение. Вот тебе и странник!

- Что ты говоришь?

Род закрыл лицо ладонями, первым долгом вспомнил не одолетеля, а побеждённого Гюргия, и увидел жалкую кучку всадников, скачущую во весь опор.