- Каким боком Изяслав?.. - по-галицки непонятно выругался Берладник. - Мы же едем с Изяславом в Киев. Злец Владимир Давыдыч жаждет с глазу на глаз с тобою проститься. Будь настороже.
Иван вышел, пропустив князя.
Едва дверь закрылась, Владимир Давыдович рухнул на колени перед стоящим у одра Родом:
- Прости меня, грешного!
У недавнего вязня расширились глаза. Он тут же подхватил князя, поставил на ноги.
- Ты не по своей воле пришёл ко мне, княже, - сказал он, пытливо глядя в мутные от возраста очи. - Чёрный человек тебя послал?
- Одеждой чёрный, а душой светлый, - лепетал князь, вновь трясясь в руках ведальца, как в день смерти Коснятки. - Игумен киевского монастыря Анания приезжал мирить меня с Изяславом Мстиславичем. Исповедовал. Велел за причинённые страдания тебе в ноги пасть.
- Чем же мне, убогому, воздать за княжескую честь? - спросил Род как бы сам себя.
- Отпусти мои плечи, - просил Владимир. - Бренное тело вот-вот не выдержит мощных рук твоих.
Род отпустил его плечи, возложил руки на плешивое княжеское чело и, глядя в жёлтое желчное лицо, проговорил:
- Обернись ненависть любовью!
По впалым щекам Владимира заструились слезы.
- Не сердце, а ум поверг меня перед тобой ниц, - зашептал недавний мститель. - Испугался Анании, того света. А теперь сердцу хорошо, тяжесть зла с него свалилась. Прости, брат!
Род в свою очередь поклонился земно:
- И ты, князь, прости за давешнее.
Оба некоторое время по-братски созерцали друг друга.
- Ужли ты и сейчас повторишь страшное предсказание о моей близкой смерти? - искательно осклабился князь.
Что было отвечать?
- Последуй мудрому совету Анании.
Владимир Давыдович вышел, низко опустив голову.
По уходе черниговского властителя в одрину не вошёл, а вбежал Берладник.
- Уф, слава Создателю! Свидание обошлось по пригожу. - Иван Ростиславич сел на сундук. - Не следует Владимир совету старца, - молвил он осуждающе. - Остаётся на Гюргиевой стороне… А ты присядь на дорожку. - Род опустился на край одра. Князь, коротко помолчав, поднялся. - Дождались ночи, пора в путь.
- Без Катаноши я из Чернигова ни ногой, - сказал Род.
- Твоя игреняя у крыльца, - удивил Берладник.
Род, не веря, вышел из терема и увидел посреди двора Катаношу. Якубец Коза держал её под уздцы.
Ох, и крепки были дружеские объятья человека с животным! Катаноша не могла выразить радость на языке людей. Все её чувства излились в том, что Род ненадолго ощутил своё ухо в любящих тёплых губах.
- Кто сыскал? - спросил он Якубца.
- Я, - тряхнул удалец кудрями. - Конюх Мисюра Сахаруса её во дворе прогуливал. А я - тут как тут!
- С чего же ты к Сахарусу сыкнулся? - спросил Род.
- Как же! - пояснил кудряш. - Всему Чернигову ведомо: Сахарус самый заядлый в наших местах комонник. Князь Иван мне вот такую стопку серебряных гривн отвалил, - показал он ладонями. - А я Мисюру - по гривне, по гривне. Каждая привораживает, как царевна. На одиннадцатой жадень не выдержал: трахнул кулаками об стол и сдался.
- А жилье этого обыщика долго пришлось искать? - оглаживал Катаношу счастливый всадник.
- Ха! - воскликнул Якубец. - Весь Чернигов дивится: на Сахару совой крыше сокол со спицы жестяными крыльями машет.
5
Стоя на забороле над Золотыми воротами, Род наблюдал речное сражение на Днепре. Сверху точь-в-точь детская забава: одни скорлупки прыткими насекомыми стремились во что бы то ни стало преодолеть извилистую голубую полосу, другие не позволяли им сделать этого. Ранящих душу звуков почти не доносилось снизу, и Род отчётливо слышал разговор князя с боярами. Сам он стоял особно, чтоб не возбуждать зависти у придворных. Слишком уж откровенно выказывал ему расположение Изяслав. Казалось, он больше всех киевских знакомцев радовался возвращению ведальца в столицу. Ещё бы! Сбылось предсказание Рода, что последний измёт Мстиславича будет недолог. И вот Киев вновь в его руках. Теперь же странный суздальский пришлец, то ли христианин, то ли волхв, предрёк окончательную победу над Гюргием. Чем отблагодарить за такой посул? Узнав окольным путём, чего доброго, от Берладника, о сердечных страданиях Рода, Изяслав Мстиславич тайно пообещал не только вернуть силком похищенную любаву, но и укрыть обоих, да не где-нибудь в бродницкой слободе или глухоманной Вятской республике, а при дворе шурина своего, венгерского короля Гейзы.
Род же, ни на что не надеясь, отвечал взаимной приязнью, не сулил лишнего, хотя и умалчивал, что жить победителю в этом мире остаётся всего три лета.
- Все же горазд я на выдумки! - выхвалялся великий князь перед ближним боярством, указывая, как его ладьи не дают Гюргию переправиться на киевский берег.
Род прежде видел эти ладьи. Созданные о двух рулях, они без разворота могли идти вверх и вниз. Были видны лишь весла, гребцы скрывались под защитой высокой палубы, с коей поражали врага латники и стрелки.
- Не выдюжил мой долгорукий стрый! - плескал в ладоши соперник Гюргия. - Отступает вниз!
- Сейчас направит свои суда в Долобское озеро, - рассудил Глеб Ракошич. - Оттуда волоком до реки Золотчи - и снова в Днепр. Успеем перехватить?