- Гляди, гляди! Вон на избура-пегом жеребце… бывший мой господин… Надо же! И он тут!
- Кто, кто? - вглядывался Род.
- Сын покойного великого князя Святослав Всеволодич. Не упёк под спуд милостивца моего нынешний одолетель, как его дядю Игоря Ольговича. Помиловал. Теперь Святоелавушка вокруг него ездит.
- Отчего ты расстался с ним? - полюбопытствовал Род.
- Не упомню, за что он на меня опузырился, - задумался было Нечай, да махнул рукой, - Он и сам теперь не упомнит. Ой! - сыкнулся он пальцем куда-то в гущу Святославовой обережи. - Совсельник мой киевский, друг Первуха Шестопёр! Нет, я немедля должен обнять его. Ты уж не взыщи, Родислав. Я бегом сбегаю в детинец: две ляжки в пристяжке, сам - в корню!
Не успел Род опомниться, как Нечай спрыгнул с тына и был таков.
Род тоже спрыгнул. Долго ещё слышалось из-за тына, как завывали гудцы, вырывались возгласы из многоголосья, всхрапывали кони, барабанили в деревянную мостовую копыта. Потом все стихло. Возвратились посольничьи слуги. Внесли крытый жбан, источающий пар. Род с удовольствием отведал ароматный напиток, не лесной, а степной, пышущий травами кипяток с прозеленью.
Выходило, что боярин Коснятко заранее предвидел этот пышный приезд. Значит, давно стакнулись Давыдовичи с киевским одолетелем Изяславом, а Святослава Ольговича водили за нос. Теперь, коль измена пошла в открытую, северский посольник туг будет не ко двору. Как же отыскать Коснятку? В детинце на расспросы о нём отворачивались, будто знать такого не знали, ведать не ведали. Лишь тысяцкий Азарий Чудин, названный Нечаем истым онагром, изрёк сквозь зубы: «На охоте небось. Похлынять в поле с кречетами Будимир Зарынич ба-а-льшой любитель!»
Нечай явился лишь повечер, изрядно покачиваясь.
- Чтой-то шатость напала, чмур[267]
меня возьми! - рухнул он на лавку.- Чмур тебя уже взял, - неодобрительно молвил Род.
Ох, и чмыркнули[268]
мы с Первухой! - не унимался Нечай. - Святославушка меня к ручке допустил. Все простил, окаянный! Велел по-прежнему вокруг него ездить.- То есть это что? - опешил Род. - Ты на службу к врагу пошёл?
- Какой он нам враг, Родиславка, чмурила ты этакий? Он нам друг! Только - шш! Знаешь? Молчи!.. Ох, и чмыркнули мы с Первухой, сколько было в измогу! Ещё Павёлко Мухлак нас на хату водил. Черниговский бывалец! А Мавруша-касатка - ах, хороша! Шапка камчатная багрова да шубка баранья под поволокою. Шубка тёплая, испод белый, поволоки тафтяные… Но я - ни-ни! Любострастной болезни[269]
остерегаюсь, - шёпотом признался Нечай.Так и заснул обездруженный Род под его воркотанье… Во сне привиделся христианский храм, схожий с церковью Бориса и Глеба в конце Епископской улицы на волховском берегу в Новгороде Великом. В тот храм шёл молиться не славянин оглашённый, а почему-то цыган. «Как тебя зовут?» - спросил Род. Тот ответил: «Доронка».
Едва проснулся юный посол, прежде всего сподобился лицезреть Нечая. Совсельник держал в руках расписную опанку[270]
и жадно пил.- Поразмыслил я над твоим вчерашним поступком, - приподнялся на локте Род, - решил: так тому и быть. Первый господин - первая любовь. Ничего с этим не поделаешь.
Долгощельский кузнец оторвался от рассола, шумно выдохнул и прищурился.
- Ты ещё не досочился до сути. От поступка моего Ольговичу оброна не будет, а поможье ждётся большое. Вникни: мой Святослав нашему Святославу племянничек!
- Изяслав Гюргию тоже, - напомнил Род.
- Это иной случай, - поморщился Нечай.
Уговорились, что он останется у Святослава Всеволодича в охранышах, заменит канувшего в тартарары боярина Коснятку, Род же, совершив посольство, возвратится к Ольговичу.
В детинце в княжеских хоромах посольник северского супротивника ожидал приёма до немощи в ногах. Принят был не влепоту, а наспех одним Изяславом Давыдовичем при нескольких боярах. Князь стоял, а не сидел. К руке не пригласил. А Род, не знающий посольничьего чина, этим не обиделся. Громким голосом он произнёс затвержённое, как бы сказанное самим Ольговичем:
- Родственники жестокие! Возьмите все, что имею. Освободите только брата Игоря!
В стороне, у входа во внутренние покои, раздался приторно-сладкий голос:
- Ещё при жизни Всеволода Игорь с братцем не давали нам покоя. Требовали Чернигов и волостей его. Сдерживались обещанием Киева и волостей заднепровских. А вернётся Игорь на киевский стол, что Святослава сдержит?
Род, обернувшись на голос, узнал Владимира Давыдовича, что мягко стелет, да жёстко спать. Сухое желчное лицо. И как только его жена-красавица терпит?
Конечно, сказанное Владимиром Черниговским не братний ответ Ольговичу. Настоящий ответ дал другой Давыдович, принимавший посла, - Изяслав:
- Целуй крест, что не будешь ни просить, ни искать брата, а волость держи!
Предусмотрительный Святослав Ольгович загодя снабдил Рода достойной отповедью на такие слова:
- Лучше мне помереть, чем оставить брата. Буду искать его, пока душа в теле!
- Завершай скоморошину, - истиха попросил Изяслава Владимир. - Не начинаем почестной пир. Ждём тебя.
Изяслав мановением руки отпустил посла.