Кровь Дома Базаард

Но Джабел была другой – с юности. Как только ей разрешили самостоятельно передвигаться по внешнему миру, она стала проводить там слишком много времени. Читала книги, написанные людьми, завела какие-то знакомства, назвавшись Джулией. Потом уговорила его отпустить ее учиться рисованию в человеческий университет, аргументируя просьбу тем, что в их среде нет достойных учителей и ее талант просто умрет. Справедливости ради стоило признать, что это было правдой: рисовала Джабел великолепно, в свои юные годы превосходя местных мастеров.

Он сдался и отпустил ее, наказав возвращаться домой при каждой возможности.

Она упорхнула, счастливая.

Приезжала на каникулы, взахлеб рассказывая о мире людей, потом надолго исчезла, сказав, что у нее сложный проект.

А затем вернулась. Чтобы сообщить, что влюбилась. Что знает: отец и брат ее не отпустят и не благословят, что ее человеческого мужчину не примут. Что отказывается от всего и выходит замуж.

Это был гром среди ясного неба. Первой мыслью Тиора было, что это ловушка, часть Игры. Что кто-то – неважно, кто именно, врагов у их рода хватало – решил пойти в обход правил и убрать члена семьи не физически, а устранив из их Дома. Он тщательно проверил все, что касалось избранника дочери. Нет, обычный человек. Обычный. Человек.

И она ушла. Оставила все, что связывало ее с семьей и своим народом, со слезами на глазах простилась с ним и братом – оба хранили молчание, хоть и смотрели ей вслед.

Спустя четыре года она сообщила ему, что он стал – она использовала человеческое слово, не принятое в их среде, лишенной понятия «двуступенчатого» родства, – дедушкой. Короткая искра радости вспыхнула в его сердце, но он тут же затоптал ее: дочь предпочла своей семье людскую долю, и, хотя его детеныш принес детеныша, этот ребенок был человеком. Существом другого рода, другой природы.

«Кстати, об этом, – робко добавляла Джабел в конце письма. – Возможно, тебе интересно будет узнать, что у Лилиан разные глаза. Один голубой, другой карий. Местные врачи говорят, что есть небольшая надежда, что с возрастом ситуация может измениться, разница станет не такой заметной, но я-то понимаю, что это значит. Как и ты».

Да, он понимал. Смешение их крови с человеческой приводило к подавлению первой. Человеческая кровь была более жидкой, но более быстрой, более живой и молодой. Она поглощала наследие их народа, делая детей-полукровок совершенно обычными. Но изредка по неведомой причине их кровь не уступала человеческой, а начинала существовать как бы одновременно с ней, не перемешиваясь. И проявляясь внешне. И первым признаком были глаза разного цвета.

Тиор запретил себе привязываться к ребенку даже мысленно: она будет расти среди людей, ничего не зная ни о себе, ни о своей семье, ни об истинном устройстве мира. Таково желание ее матери.

Он долго думал над ответом и в итоге ограничился сухим, но вежливым пожеланием долгой счастливой жизни детенышу.

Джабел, получив ответ, заплакала и прижала письмо к груди – она была почти уверена, что отец не ответит. Слишком глубока была обида. Слишком чудовищно ее предательство.

То письмо, написанное фиолетовыми – цвета их семьи – чернилами на темном пергаменте и доставленное – конечно! – ночью, стало единственной ее связью с домом, со своим родом, со своей природой.

Она гадала, когда сняли со стены в Мараке ее портрет: в тот день, когда она объявила о своем решении или когда официально покинула поместье, оставив все, что связывало ее с семьей?

Джабел не знала, что Тиор так и не отдал этого приказа.

Шли годы. Лимар достаточно успешно вел Игру. Поступок Джабел подкосил их положение, но все же они не рухнули, их Дом все еще был силен, и на общих собраниях с Тиором здоровались с прежним почтением, не избегая его прямого взгляда.

А потом случилось это. Лимара вывели из Игры.

Когда Джабел уехала учиться, на четвертом этаже осыпалась штукатурка со стен. Когда она сообщила о своем уходе, во всем доме исчезли ковры и мягкая мебель. Когда умер Лимар, стены дома почернели.

Если Тиор не демонстрировал свою привязанность к детям, это не означало, что он ее не питал.

Он заперся в своем кабинете, потолки в котором стали еще выше, а краска на стенах – еще темнее, и думал. Следуя Правилам, Совет прислал ему официальное письмо с уведомлением, где, кем и когда был убит Лимар. Позже пришлет и ритуальное оружие, используемое в Игре, рикун – длинный ромбовидный кинжал. И это все, что останется у него от обоих детей.

Это все будет потом, позже. Но что делать сейчас? От мыслей гудела голова, от предположений, где теперь окажется их Дом, с крыши начинала сыпаться черепица.

Дом Базаард остался без наследника. Конечно, он мог написать Джабел, и, возможно, – возможно! – она пришла бы, вернулась, поняв всю серьезность положения. Но делать этого Тиор не хотел. Он уважал выбор дочери, как бы болезнен для него самого тот ни был.