Кровь Дома Базаард

В самых формальных и скупых выражениях, перепроверяя каждое слово, чтобы в нем не слышалось просьбы, Тиор сообщил Джабел о смерти ее брата. Ответ пришел на следующий же день: дочь в слезах умоляла дать обещание, что никогда, ни при каких обстоятельствах Тиор не попросит ее отдать в Игру Лилиан.

Он обещал.

Больше она не писала.

И вот теперь Джабел не стало. Тиор не видел дочь пятнадцать лет, не видел ее детеныша – никогда.

Он смотрел на спящую разноглазую девочку, на щеках которой тускло поблескивали дорожки высохших слез, и думал, неужели она – его последняя надежда? Выросшая среди людей, ничего не знающая о своей семье, о правилах Игры, об их мире! Чуждая всему тому, что для Тиора являло саму жизнь и ее смысл.

Немая.

Граница миров была незаметна. У наиболее чувствительных людей она могла бы вызвать легкое головокружение, случись им каким-то чудом ее пересечь, для народа Тиора она проявлялась легкой рябью в воздухе. Почувствовав ее, Лилиан проснулась и, сонно моргнув, нахмурилась, в первый момент не понимая, где находится. Затем воспоминания нахлынули на нее, и она прерывисто глубоко вздохнула, сдерживая норовящие выступить на глазах слезы.

Молодец.

Лилиан посмотрела в окно, надеясь узнать местность, и глаза ее распахнулись в выражении безмолвного удивления. Оглянувшись, она попыталась осознать увиденное: простая проселочная дорога, слева и справа подпираемая заброшенными полями, уходящими вперед до самого горизонта. Но стоило Лилиан повернуть голову и моргнуть, прогоняя легкую рябь в глазах, как она увидела, что эту обычную дорогу пересекала еще одна – широкая, аккуратно усыпанная гравием. Поле, только что уныло покачивающее рыжеватыми стеблями сорняков, исчезло, уступая место просторному лесу с могучими деревьями, за которым черной тенью тянулся к небу силуэт замка.

Тиор краем глаза следил за реакцией девочки и теперь испытал мимолетный прилив гордости за свой дом.

Марак был всем. Это не было только названием поместья или особняка в нем, как не было ни зданием, ни всей огромной прилежащей к нему территорией. Марак был местом.

Местом по ту сторону внешнего мира, пограничьем, которое не могли найти никакие приборы, которое не задерживалось ни на каких человеческих картах.

Домом.

Широкую гравийную дорогу с двух сторон окружали исполинские клены – такие огромные, что ствол не обхватят и трое взрослых мужчин. Их кроны, смыкаясь, создавали над дорогой изумрудный купол, мягко шелестевший на ветру, а между листьев крохотными искорками вспыхивали белые звезды. Впереди же высилась громада замка. Черного, как сама ночь, вытянувшегося вверх, четырехэтажного, с двумя царапающими небо башнями по бокам.

Потрясенная, Лилиан обернулась к Тиору, пытаясь взглядом выразить все свое удивление и все вопросы, но тот лишь улыбнулся краешками губ, свободнее кладя ладонь на трость.

Машина скользила по дороге, шурша шинами, а Лилиан, подавшись вперед, пыталась рассмотреть в лобовое стекло замок, становящийся все больше с каждым проглоченным колесами метром.

Когда машина наконец остановилась и дверцу открыла чья-то услужливая рука, Лилиан на секунду замешкалась, но тут же, будто на что-то решившись, выбралась наружу, не дожидаясь приглашения.

Она ступила на гравий, хрустнувший под подошвами ее ботинок, закинула голову, пытаясь полностью охватить взглядом громаду Марака, вдохнула – и замерла.

Воздух был другим. Густым и сладким, напоенным ароматами ночных цветов и неожиданно свежим – а еще знакомым. Как мысль, которую забываешь за мгновение до того, как произнести, и вот наконец вспомнил; как стихотворение, сочиненное ночью в полусне, чьи строчки внезапно вновь всплывают в сознании утром.

Ветер коснулся щек Лилиан, словно утешая ее, стирая следы слез с кожи, – и в запахе, который он принес с собой, крылось что-то, от чего сердце Лилиан сжалось от щемящей грусти узнавания. Этот ветер обвил ее, обнял, окутал всю, проникая в волосы, касаясь кожи, обещая чудо – неясное, далекое, но заставляющее сердце замирать.

Лилиан стояла, боясь пошевелиться, прикрыв глаза и забыв обо всем – об аварии, о Тиоре, обо всех вопросах и мыслях, что крутились в голове, – и просто вдыхала, впуская в себя этот воздух, который каким-то неведомым образом убаюкивая кричащую боль внутри, исцелял рваную кровоточащую рану потери и заполнял пустоту в груди.

И чуть тише стало горе, чуть притупилось воющее чувство одиночества, обрушившееся на нее словами врачей в больнице, и отступило, скаля зубы, обратно в небытие облезлое и безликое «сирота».

Гравий зашуршал под ногами Тиора, когда он обошел машину и встал невдалеке, ничего не говоря и лишь ожидая, когда Лилиан подойдет к нему.

Она прерывисто вздохнула и открыла глаза, стараясь в темноте наступившей ночи рассмотреть Марак.