Герцог обдумывал все возможности не торопясь. Он не обращал внимания на то, что гвардейцы изнывают от жары, а лицо Эллика потемнело от стыда… и, возможно, от гнева. Он смотрел на Старшего. Если съесть мясо больного животного, есть риск заболеть самому. Однако это существо можно вылечить — и тогда оно снова станет полезным. Жизненные силы Старшего казались немалыми; возможно, его удастся полностью исцелить.
Заботу о пленнике следует поручить Кассим. Она по праву считается весьма искусной целительницей — и к тому же это поможет держать Эллика в подвешенном состоянии. Сейчас его дочь надежно заперта, и ей не позволяют ни с кем общаться. Она ежедневно шлет отцу послания, спрашивая, чем заслужила подобное обращение. Герцог ни на одно из них не ответил. Пусть остается в неведении: тогда эта коварная женщина ничего не сможет предпринять против него. Старшего непременно надо изолировать, чтобы защитить и сохранить только для собственного употребления. Герцог не собирался показывать его своим лекарям. Этим неумехам не удалось вылечить своего повелителя, и здесь от них наверняка толку тоже не будет! Да к тому же они способны отравить человека-дракона из чистой зависти: просто потому, что канцлер смог предоставить правителю то, чего не сумели дать они сами.
Властитель Калсиды удовлетворенно кивнул собственным мыслям: картина складывалась. Он был чрезвычайно доволен своим планом. Итак, Старшего будет выхаживать Кассим. Герцог даст ей знать, что если она его исцелит, то сможет получить свободу. А если ее подопечный умрет… что ж, он предоставит дочери самой воображать последствия такой неудачи. Пока же он не станет пить кровь этого создания. А если Старшего не удастся оздоровить настолько, чтобы он стал источником пищи, тогда останется возможность обменять его на то, что необходимо. Человек-дракон дал понять, что сородичи ценят его. Герцог откинулся на троне, но обнаружил, что его выпирающим костям удобнее не стало, и снова ссутулился. И все это время сбитое с ног жалкое создание строптиво взирало на него, а Эллик внутренне кипел, с трудом сохраняя внешнее спокойствие.
«Ну что же, довольно колебаний. Решение принято, и теперь надо действовать».
— Позвать сюда начальника тюрьмы, — приказал герцог. Гвардейцы дернулись было выполнять распоряжение, но он поднял палец и дал понять, что это будет поручено Эллику. — Когда он придет, я поговорю с ним и объясню, чтобы этого Старшего держали вместе со второй моей особой узницей и обращались с ним так же мягко. Думаю, что со временем человек-дракон восстановит свое здоровье и будет очень полезен. Ты, мой достойный канцлер, сможешь сопроводить раба и удостовериться в том, что его разместят в тепле, со всеми удобствами и будут кормить хорошей едой.
Он подождал мгновение, предоставив Эллику возможность испугаться того, что повелитель просто заберет экзотический подарок и ничем его не вознаградит. Заметив, что в душе канцлера начинают разгораться искры гнева, он заговорил снова:
— И я объявлю начальнику тюрьмы, что ты имеешь право навещать обоих заключенных, когда пожелаешь. Кажется разумным даровать тебе некую привилегию. Доступ к тому, что со временем станет твоим. Как ты считаешь, канцлер: это справедливо?
Эллик встретился с герцогом взглядом, и постепенно в глазах его появилось понимание.
— Это более чем справедливо, о блистательный. Я немедленно приведу сюда начальника тюрьмы. — Он дернул было за цепь своего пленника, но герцог покачал головой.
— Оставь человека-дракона здесь, пока будешь ходить за тюремщиком. Тут охрана, — думаю, мне нечего бояться со стороны этого скелета.
По лицу канцлера промелькнула тень беспокойства, но он только глубоко поклонился и, медленно пятясь, покинул помещение. Герцог продолжил рассматривать свою добычу. Судя по виду Старшего, над ним особо не измывались. Наверное, он немного оголодал, а блекнущие синяки свидетельствовали о побоях. Однако никаких признаков гноящихся ран не заметно.
— Чем ты питаешься, существо? — поинтересовался он.
Старший встретился с ним взглядом:
— Я человек, несмотря на свою внешность. Я ем то же, что и ты. Хлеб, мясо, фрукты, овощи. Пью горячий чай. Не откажусь от хорошего вина. В общем, буду рад любой чистой еде.
Герцог заметил, что в голосе человека-дракона послышалось некоторое облегчение. Он понял, что с ним будут хорошо обращаться и дадут ему время выздороветь. Ни к чему вкладывать ему в голову какие-то другие мысли.
— Если мне дадут бумагу и чернила, — произнесло существо, — я составлю письмо своим родным. Они непременно меня выкупят.
— А твой дракон? Ты ведь, кажется, говорил, что воспевал драконицу? Что она может дать за твое благополучное возвращение?
Старший улыбнулся, но улыбка у него получилась несколько кривая.
— Трудно сказать. Возможно, вообще ничего. Поступки Тинтальи по человеческим меркам предсказать нельзя. В любой день и час ее отношение ко мне может измениться. Думаю, ты заслужишь ее расположение, если я благополучно вернусь туда, где она рано или поздно сможет меня найти.
— Значит, тебе неизвестно, где сейчас твоя Тинталья?