Кровь фюрера

Он рассортировал документы. Эти старые потертые документы… На них записано все его прошлое. Он перечитал их вновь. И снова вспомнил все то, что являлось ему в ночных кошмарах: ужас на лицах его жертв, кровь, насилие. Но раскаяния он не чувствовал.

Он смог бы сделать все это снова, без проблем.

Отложив документы в сторону, он вытащил из ящика несколько чистых листов бумаги и конверт и начал писать. Через пятнадцать минут, дописав, он запечатал конверт и сунул его в карман, а потом подошел к камину, сжимая в руках документы, вынутые из ячейки камеры хранения, и сложил их за решеткой. Вытащив спичку из коробка, который всегда лежал на каминной полке, он поджег бумаги. Потом подошел к стенному сейфу, скрытому за картиной в раме, написанной маслом, отодвинул картину и набрал код.

Отобрав нужные документы и удостоверившись, что в сейфе не осталось никакого компромата, он вернулся к камину, глядя, как пламя лижет листы. Он стал подкладывать в огонь документ за документом, и наконец в топке не осталось ничего, кроме черного пепла. Он поворошил кочергой пепел. Огонь сделал свое дело. Не осталось ничего.

Сделав все необходимое, старик вышел из дома. Подъехав к зданию почты, расположенной в нескольких кварталах, он купил марку и отправил конверт экспресс-почтой. Вернувшись домой, он на этот раз поставил машину в гараж и снова поднялся в кабинет.

«Сделай это быстро», — прозвучал голос в его голове.

Раздумывать времени не было. Некогда было подумать и о том, какая ему предстоит боль. Из верхнего ящика полированного стола он вытащил длинноствольный кольт 45-го калибра, проверил, полностью ли он заряжен, а потом поднес дуло ко рту, и его губы сомкнулись на холодном металле.

Он нажал на курок.

Все закончилось через долю секунды. Царкин так и не услышал выстрела, который отбросил его назад, разнеся полчерепа. Пуля пробила ему затылок, и обломки костей и окровавленного мозга разлетелись за его спиной, забрызгав белые стены серым и красным, а свинцовая пуля впилась в дерево под потолком.

Меньше секунды чудовищной боли.

В сущности, едва ли Николас Царкин мог пожелать себе более быстрой и безболезненной смерти.

Глава 2

АСУНСЬОН, ПАРАГВАЙ. СРЕДА, 23 НОЯБРЯ

Руди Эрнандес ждал, пока девушка пройдет регистрацию. Куря сигарету, он с удовольствием рассматривал ее фигуру. В аэропорту было людно, вокруг суетились пассажиры, но Руди не отводил глаз от девушки.

«Эй, вспомни о том, кем она тебе доводится», — сказал он себе. Но он ничего не мог с собой поделать. Он наслаждался видом длинных гладких загорелых ног девушки и идеально круглой попки, обтянутой узкой короткой летней юбкой красного цвета.

Да, выглядела она отлично. Он улыбнулся сам себе. В нем заговорила испанская кровь. Руди нравились женщины. А в особенности ему нравилась Эрика.

Она обернулась и улыбнулась ему. Получив паспорт и билет, она взяла сумочку со стола и пошла к нему, а он погасил сигарету, растерев ее на мраморном полу.

— Все в порядке? — Он улыбнулся.

Эрика кивнула.

— Я улетаю через пятнадцать минут. У нас есть время на кофе?

— Да, конечно.

Он взял ее сумочку, и они прошли в кафе-бар. Они нашли свободный столик и заказали два кофе и два бренди. Официант принес заказ, и Эрика отпила кофе. Руди думал, сказать ли ей, поведать ли о том, что он чувствует?

— Что у тебя на уме, Руди? Твоя статья для газеты?

Руди Эрнандес уже хотел было покачать головой. Он собирался сказать Эрике: нет, не статья, все дело в тебе, в моих чувствах к тебе. Девушка была младше его на пять лет — ей было двадцать пять, и каждый раз, когда он видел ее после долгого отсутствия, она казалась ему еще красивее. Она подстригла свои когда-то длинные светлые волосы, и теперь короткие пряди обрамляли ее милое лицо, подчеркивая высокие скулы. Фигура стала пышнее, бедра и грудь — больше, теперь она выглядела более женственно. Она начала краситься: розовая помада, синяя тушь для ресниц. Это ей шло.

Но Руди просто кивнул.

— Да, статья.

Это была ложь, но мог ли он сказать ей правду? Да, он думал о статье, над которой работал, он рассказал ей о ней, но это было не главное. Главным были Эрика и его желание не отпускать ее.

— Я хочу, чтобы ты пообещал мне быть осторожным, — сказала девушка, посерьезнев. — Обещаешь?

Он спокойно улыбнулся, глядя девушке в глаза.

— Я всегда осторожен, Эрика. Ты же знаешь. Иногда слишком осторожен.

У нее были светлые волосы, и этим она так отличалась от южноамериканских женщин, темнокожих женщин из пригородов, которые всегда обращали на нее внимание. Индианка, продававшая цветы на Калле-Эстелла, попросила разрешения прикоснуться к светлым волосам Эрики, она утверждала, что это принесет ей счастье. «Она так прекрасна! — Пожилая женщина улыбнулась, гладя Эрику по волосам. Она взглянула на Руди. — Она принесет счастье нам обоим. Поверьте».