Кровь и Клятва

Кровь и Клятва

Пролог

Кажется, до меня доносится какой-то шум, я с удовольствием отвлекаюсь от бесполезного занятия и смотрю за невысокий бревенчатый забор:

— Ты это слышишь? Кто-то кричит…

Мою голову подхватывает порыв ветра и разворачивает лицом в сторону мамы. Её голос сух и строг:

— Эания, сосредоточься. Всё внимание — на землю в твоей руке. Почувствуй её мягкость и податливость, она уже готова тебя слушать. Просто укажи ей, что именно от неё требуется, и подними её из горшка.

Я вздыхаю и недовольно сужаю глаза на горшок с землёй у ног мамы. Сдуваю с лица рыжую прядку волос. Сжимаю кулак с землёй сильнее. И Напрягаюсь.

Ну же! Взлетай!

— Не пытайся подчинить её своей воле! Ты проводник — так укажи ей путь!

Я хитро улыбаюсь, разжимаю кулак с землей и растопыриваю пальцы в стороны, чтобы поймать ими ветерок. Направляю его в зазоры между каменными стенками горшка и утрамбованной в нём землей и толкаю его вверх. Земля выскакивает из горшка, как пробка из бутылки, а затем ломанными каменьями опадает на траву. Чёрная пыль оседает на подоле маминого платья.

— Эания… — устало вздыхает она. — Ты должна овладеть всеми четырьмя стихиями! Должна уметь сражаться!

Меня снова привлекает какой-то шум, но я всё равно привычно спорю с мамой:

— Я не собираюсь ни с кем сражаться — война не касается лично меня.

— Да-да, однажды ты сбежишь в Пустошь и заживёшь вольно. — Мама в два счёта возвращает землю в горшок, словно она оттуда не вылетала вовсе, и строго смотрит на меня: — Ну а пока…

Теперь до нас доносится металлический лязг, и мама его тоже слышит. Она спешит к забору, у которого уже стою я, и вместе со мной вглядывается в конец улицы. Многие из наших соседей поступают по нашему примеру. И у всех на лицах застыл страх.

— Кровавый маг…

Я тоже вижу вдали мужчину в чёрном балахоне с капюшоном. Он гордо восседает в седле на могучей чёрной лошади. Вестник смерти. Или сама смерть в человеческом обличье. Марионетка в руках жестоких кукловодов — людей.

Нам всем пришёл конец.

Мама хватает меня за руку и тянет к дому:

— Эания, похоже, сбежать тебе придётся раньше, чем ты планировала.

Я замечаю едва ли не одновременно с ней:

— Ты говорила, что война придёт сюда ещё не скоро!

— Это было больше пяти лет назад.

— Постой, ты не собираешься бежать вместе со мной? Но…

— У тебя мало времени, милая! — отпускает она мою руку и бросается к сундуку со своими бумагами. — Возьми сумку и собери себе в дорогу еды. Не забудь про воду. Эания, собирайся, ну же. Немедленно!

Я спохватываюсь, срываю с вешалки куль и бегу к кухонным шкафам. Тревога сжимает сердце ледяными тисками, во рту горчит, а глаза печёт. Но это не первый наш побег. Мы справимся. Выживем. Всё, как всегда. И мама обязательно уйдёт вместе со мной.

Я нахожу в корзине с шишками свою поясную сумку и тут же закрепляю её на талии. Забрасываю в неё небольшие склянки с целебным порошком, огниво и другие важные мелочи, что попадаются на глаза. С вешалки у задней двери снимаю колчан со стрелами и сам лук. Сумку с едой и водой оставляю на кухне, а сама возвращаюсь в общую комнату.

Мама набрасывается на меня, как ястреб на свою добычу. Её белокурые волосы расправились за спиной взволнованным облаком, словно с пола дует ветер; глаза горят, как два ярких факела в ночи; но выражения лица остаётся спокойным и строгим. Она впивает свои ногти мне в плечи и быстро говорит:

— А сейчас, Эания, слушай меня внимательно! В этот раз тебе предстоит бежать одной. Как можно дальше отсюда. Не оглядываясь. Я знаю, что ты справишься. Вот, эта карта подскажет тебе путь, слушай её и своё сердце, они не обманут…

— Мам… — сглатываю я ком в горле.

— Ты обязана спастись, слышишь? И обязана слушать свою мать! Я останусь, чтобы задержать Его, спасти тех, кого ещё можно спасти. Я здесь единственная из чистокровных — я несу ответственность за свой народ. Как и ты, как и все те, в ком течёт эльфийская кровь. Ты ещё этого не понимаешь, но однажды поймёшь. А сейчас…

Мама вкладывает свёрнутый пергамент в мою сумку, снимает с себя цепочку с медальоном в виде металлического круга, разделённого напополам, и надевает её на меня. Обнимает меня крепко и тут же отпускает:

— Беги!

— Обещай, что скоро нагонишь меня!

Мама смотрит на меня прощальным взглядом: в нём столько любви, ласки и гордости, что я едва не реву в голос. Я не хочу прощаться навсегда! Не хочу уходить! Не хочу оставлять её здесь одну!

— Обещаю. Береги мой медальон — вернёшь его мне, как только мы увидимся вновь.

С улицы доносится треск и крики, громче прежних. Мама ведёт рукой в сторону входной двери, и та срывается с петель мощным порывом ветра. Она шагает навстречу войне. Смерти. У её пальцев клубится раскалённый до бела огонь…

Я бегу на кухню, подхватываю по дороге куль и выбегаю на улицу через заднюю дверь.