Кровь и лунный свет

– Для меня они все на одно лицо. Но нам не нужны неприятности. Хотя ты, похоже, привела их к нашему порогу. – Она многозначительно смотрит на Симона.

– Он подвернул лодыжку, – поворачиваясь к койке, объясняю я. – Или даже сломал.

Лицо Симона побледнело, на лбу выступила испарина от боли. Афина помогает мне усадить его поудобнее.

– Твой адрианин весит не больше мешка муки, – бормочет она. – Его вообще кормят?

Но меня сейчас заботит другое.

– Сестры в аббатстве позволят тебе ухаживать за Маргерит?

– Вряд ли. – Афина опускается на колени и стягивает ботинок с Симона. – Но благодаря тебе ей стало намного лучше. Если она не будет вставать раньше времени, то вскоре выздоровеет полностью.

Симон морщится, когда Афина сжимает его ногу.

– Вы зажжете здесь фонарь? – спрашивает он. – Или все целители работают на ощупь?

Я вздыхаю:

– Добавь это к списку того, что мне нужно объяснить тебе. Сейчас просто поверь мне на слово – мы довольно хорошо тебя видим.

Он вскрикивает, когда Афина начинает вращать его стопу.

– Тише, адрианин, – ругает она. – Я пытаюсь расслышать, целы ли твои кости. – Она морщится: кровь. – А от кого так сильно пахнет кровью?

– От меня. – Я поднимаю забинтованную руку.

Афина хмурится, но продолжает осматривать ногу Симона, двигая стопу вперед-назад, пока он изо всех сил сдерживает крик.

– Напомни мне объяснить тебе, чем кровотечение опаснее растяжения связок.

– Значит, не перелом? – спрашиваю я.

Она опускает его ногу на койку.

– Судя по эху, все суставы целы, хотя есть небольшая опухоль от смещения. И растяжение, но не разрыв.

Я открываю рот:

– И ты определила это по звуку?

– И по ощущениям. – Афина встает и выдвигает ящик шкафа. – Не сомневаюсь, ты тоже смогла бы так, а может, и больше, если бы тебя обучили.

Судя по ее рассказу о Хире, полноценными целителями могут стать только те, кто владеет магией крови, но мне почему-то никогда не приходило в голову, что это относится ко мне.

Афина достает рулон плотной ткани и садится обратно.

– Я перевяжу тебе ногу, адрианин, чтобы уменьшить опухоль, – говорит она.

Он стискивает зубы:

– Меня зовут Симон.

Афина замирает и переводит взгляд на меня:

– Симон из Мезануса? Венатре?

Я киваю:

– Граф считает его виновным во всех убийствах, а теперь – и в убийстве его дочери. Поэтому Симона ищут стражники.

Кузина пристально смотрит на меня:

– И ты привела его сюда?

– Он невиновен. – Я скрещиваю руки на груди.

– Меня не волнует, виновен он или нет, – огрызается она. – Меня волнует, сожжет ли городская стража мой дом, разыскивая его.

– Никто не видел, как мы сюда шли, так что его не станут здесь искать.

– Это ты так думаешь.

Афина вновь переводит взгляд на ногу Симона и начинает быстро перебинтовывать ее.

А у меня в голове возникают образы бед, которые я навлекла на селенаэ. Уже второй раз в жизни.

– Прости. Я не знала куда пойти, – шепчу я.

Афина вздыхает:

– Думаю, больше и некуда.

Несколько секунд в комнате царит молчание.

– Я уйду, – прочистив горло, говорит Симон. – Если мое нахождение здесь подвергает вас опасности…

– С такой лодыжкой ты далеко не уйдешь, – связывая концы бинта, бормочет кузина, а затем указывает на меня. – Показывай свою руку и то, что так обильно намазали адрианским жиром.

Симон хмурится:

– Это бальзам. И его там немного.

Фыркнув, Афина разматывает ткань с моей ладони и убирает ее.

– Даже днем я бы учуяла его за квартал. – Она подносит мою руку к лунному камню. – Темная ночь, Катрин! Что случилось?

Сейчас, когда не приходится бороться за наши с Симоном жизни, на меня накатывает усталость. И сил рассказывать что-то нет совсем.

– Порезалась о стекло.

– Нужно наложить швы, – добавляет Симон. – Ты можешь зашить рану?

– Зашить? – Афина кривится от отвращения. – Нет, только если она хочет выглядеть как наш дядя – ходячий гобелен.

Вытащив чистый лоскут шелка из кармана халата, она стирает маслянистый бальзам с пореза.

– Что еще этот адрианин сотворил с твоей рукой своими неумелыми попытками помочь?

Мое лицо вспыхивает, и я тут же бросаюсь на защиту Симона:

– Он обработал порез чистым спиртом. Наверное, даже раскаленное железо жгло бы меньше.

– Серьезно? – Афина бросает взгляд на него. – А это хорошо. Твой Симон прощен.

Его имя придает серьезности ее насмешливой похвале. Она заканчивает промывать раны, кладет три круглых кровавых камня мне на ладонь, а затем медленно оборачивает все тканью.

– Понадобится не меньше шести часов, – говорит она.

Я смыкаю пальцы вокруг камней, пытаясь понять, как они работают: мое осязание усилилось только в определенной области.

– Разве они действуют не как лунные камни? – спрашиваю я. – Я чувствую их только на руке.

Афина собирает грязные бинты.

– Мы не до конца понимаем, как они действуют. Камни крови отдают много магии, но их металлические жилы удерживают ее на небольшом радиусе. Наши предки называли это свойство maegnetis, что означает «крепко удерживающий магию».