Кровь и лунный свет

С этими словами он отворачивается и скрывается в коридоре. А через несколько секунд открывается и закрывается входная дверь.

Симон смотрит на меня снизу вверх.

– Предполагаю, это твой дядя Грегор, – говорит он. – Нас не представили.

– Да, – устало отвечаю я. – И мне нужно еще о многом рассказать.

– Потом поговорите, – кричит Афина из ванной. – Вода стынет, а ты пахнешь так, что вечером все попадают в обморок, потому что им придется затыкать носы – даже камни пустоты не помогут.

Я моюсь так быстро, как только могу, хотя с моими волосами всегда сложно справиться, а сейчас они слиплись от засохшей крови. К счастью, порез на голове немного зажил. Афина пошла искать одежду моего размера среди одежды селенаэ. Ее одежда мне коротка, а Хиры – тесна. Но, когда я вылезаю из ванны, она еще не вернулась, поэтому приходится натянуть платье Маргерит. Тоже не по размеру, но это не очень заметно – монастырские платья свободные. Вот только подол оказался коротким, икры видно.

Симон ожидает меня за столом с миской, наполненной тушеным мясом. А ведь чтобы набрать ее для меня, ему пришлось ковылять по кухне. Я вновь проголодалась, и еда кажется такой же вкусной, как и два часа назад.

– Я тут подумал, – говорит он, когда я съедаю несколько кусочков. – Возможно, мы ошибаемся насчет Удэна. Я не просто так снял с него подозрения в самом начале, и не представляю, как обойти те причины. Но вероятность того, что кто-то залез в окно, намного ниже, чем того, что убийца был в доме.

– Граф Монкюир? – предполагаю я.

Симон старательно отводит взгляд:

– Жулиана несколько раз говорила, что он убил ее мать. Я отмахивался от этих слов, списывая все на паранойю, которая часто встречается у душевнобольных. Но, возможно, она не просто так боялась его. – Он постукивает длинными пальцами по столу. – А еще граф до сих пор хранит косу из волос своей жены в молитвеннике у кровати. Многие поступают так же, но сейчас это кажется странным совпадением.

Да и мотив для такого поступка придумать несложно.

– Граф одержим мыслью, что его семья должна выглядеть идеальной, – говорю я. – А из-за Жулианы и ее матери этот образ мог разрушиться.

Симон все так же отводит глаза, не желая смотреть на меня:

– И это правда.

Его мысли явно витают где-то далеко, но я продолжаю излагать свою идею:

– Ламберт обручился. Граф сам договорился о свадьбе. Но Удэн продолжает вести себя недостойно, и, возможно, есть опасения, что семья леди Женевьевы передумает. Поэтому граф решает устранить женщин, к которым, как он узнал, ходит Удэн, чтобы напугать его и заставить отказаться от ночных загулов. А ты говорил, что убийца не хочет, чтобы жертвы смотрели на него… что они недостойны.

Симон хмурится, но выглядит рассеянно:

– Но как сюда вписывается Беатрис? Ее убили три года назад.

– Может, граф сам ходил к ней, а потом почувствовал отвращение к собственным поступкам?

Он качает головой:

– Такое поведение повторяется. А мы не нашли других жертв между Беатрис и Перретой.

Я вздрагиваю:

– А вдруг он убивал в других городах? Ведь он судит все процессы в окрестностях.

– Это невозможно. – Симон замолкает на мгновение. – А зачем ему убивать настоятельницу?

– Потому что она кое-что знала, – говорю я. – Жулиана говорила, что первые признаки безумия у нее появились, еще когда она училась в аббатстве. Да и леди Монкюир там выросла. А раз мать Агнес знала об их состоянии…

– Леди Монкюир воспитывали в аббатстве Солис? – перебивает меня Симон и, наконец, смотрит на меня. – Как тебя?

Я киваю:

– Да, она из сироток. Ты не знал?

Симон качает головой:

– Дома о ней никогда не говорили. Я знаю лишь, что она была больна, как Жулиана, но никто не рассказывал мне подробностей.

– Это довольно романтичная история, – говорю я. – Граф обручился с дворянкой, а потом тайно женился, и это вызвало большой скандал. – Симон ничего не говорит, поэтому я продолжаю: – Но мать Агнес, скорее всего, знала о болезни графини и Жулианы. И граф испугался, что это может поставить под удар брак Ламберта.

Симон хмурится:

– Но зачем впутывать сюда главного архитектора?

Я пожимаю плечами:

– Он выполнил задуманное. Требовался тот, на кого можно все повесить. И молоток стал идеальной находкой.

– Но это не объясняет, почему он решил разрушить святилище или убить Жулиану, – указывает Симон. – Вдобавок, по мнению альтума Ферриса, важно помнить, что цель, к которой так стремится убийца, не меняется.

Методы могут разниться, но безумие неизменно.

– Ты думал, как он убил Жулиану? – тихо спрашиваю я.

Несколько секунд Симон молчит.

– Возможно, что-то добавил в отвар. Но быстродействующие яды обычно вызывают сильные телесные реакции. Поэтому я склоняюсь к тому, что ее задушили. Для этого требовалось лишь на несколько минут закрыть ей лицо подушкой.