Кровь и лунный свет

– Подмастерье Лафонтен, – повысив голос, произносит архитектор. – Мое решение окончательно. Если ты не согласен, можешь уйти.

Щеки Реми становятся пунцовыми, как розы на витраже, и он быстро уходит прочь. А магистр Томас переключается на меня.

– Ты чего там стоишь? – кричит он. – И так отстаешь от графика. Реми прав, что злится на тебя. – Он разворачивается так быстро, что мантия закручивается вокруг его ног, но затем бросает на меня взгляд через плечо. – И не забудь про страховку, Катрин.

Тьфу. Лучше бы я не останавливалась посмотреть на их перепалку. Но и сдержать любопытство не могла. А теперь пора возвращаться к осмотру. Я перекидываю ремни через голову крест-накрест. Синяки на животе за две недели стали фиолетовыми с желтым отливом, но они все так же болят, и мне не нравится давить на них без крайней необходимости.

А еще – не нравится мысль, что они ровно на тех же местах, что раны Перреты.

Следующие два дня мне приходится выполнять роль переговорщика между Реми и магистром Томасом: они почти не разговаривают друг с другом. Те, кто считает девушек моего возраста мелочными, даже не представляют, насколько упрямыми и угрюмыми могут быть двое взрослых мужчин, ругающихся из-за того, что оба считают своим. Учитывая то, сколько архитектор руководит строительством святилища, его собственничество понятно. Но он повредит своему детищу, если не обучит преемника. А Реми… Я невольно стискиваю зубы каждый раз, когда он находит меня. Он должен понимать, сколько проблем требует внимания магистра, понимать, что именно главный архитектор несет ответственность за все строительство… и что я не стану больше верить ему, когда он в очередной раз назовет свое поручение «срочным».

К счастью, на третий день наступает День Солнца. Все работы прекращаются из-за служб. Всю церемонию я кошусь на галереи второго уровня, где расположилась семья Монкюир. Солнечный свет, льющийся сквозь цветные стекла, слепит меня, поэтому трудно что-то разглядеть с такого расстояния. Но к окончанию службы я совершенно уверена: Жулианы там нет.

Строительные работы возобновятся только после полуденного молебна, так как многие фермеры предпочитают трудиться половину дня и приходят за благословением Верховного альтума на закате. А значит, у меня есть два свободных часа до того, как я кому-то понадоблюсь. Так что, едва Монкюиры покидают святилище, я отправляюсь за ними. Вспомнив слова Жулианы о том, что Ламберт восхищается мной, я иду наперерез ему, когда он начинает спускаться с крыльца.

Но Удэн замечает меня первой:

– Привет, котенок.

Я недовольно фыркаю:

– Реми единственный, кому позволено меня так называть.

– Что ж, для меня большая честь попасть в такую привилегированную компанию, – усмехается он. – Кажется, ты потерялась. Твой дом в той стороне. – Удэн указывает на юго-запад от площади.

Ламберт стоит неподалеку от нас. Графа нет. Скорее всего, отправился во Дворец Правосудия, чтобы проследить за работой стражи.

– Я хотела спросить про Жулиану, – вздохнув, признаюсь я. – Ей лучше?

Удэн фыркает:

– Дуется на Симона из-за того, что уехал, и не выходит из комнаты.

Как странно. Я поворачиваюсь к Ламберту и, сцепив руки под подбородком, смотрю на него снизу вверх.

– Ужасно. Я могу нанести ей визит?

Ламберт краснеет.

– Полагаю, это не повредит ей.

Удэн закрывает глаза, а я продолжаю улыбаться старшему из братьев. Но, прежде чем я успеваю обхватить предложенную руку, Удэн втискивается между нами и подставляет свой локоть.

– Ай-ай-ай, брат, – бранит он Ламберта, уводя меня. – Что бы сказала леди Женевьева, если бы увидела, что ты играешь с маленькими котятами?

Я еле сдерживаюсь, чтобы не поморщиться, но стараюсь сосредоточиться на том, что действительно важно: мне разрешили увидеть Жулиану. Ламберт присоединяется к нам, но мускулы на его шее натянуты, словно канаты шкива. Когда мы доходим до их дома, Удэн кладет руку мне на поясницу и ведет до лестницы, а затем – на второй этаж. Их дом довольно большой, поэтому по каждую сторону коридора три комнаты, а не две, как у нас. Удэн подводит меня ко второй двери слева и стучит три раза.

– Жулиана! – зовет он. – К тебе гости!

Краем глаза я замечаю, как Ламберт заходит в первую комнату и закрывает за собой дверь. А несколько секунд спустя Жулиана открывает свою.

Солнца свет!

Запах пота, немытого тела, человеческих испражнений и… страха ударяет мне в нос. Жулиана кажется худее, чем когда-либо, ее глаза напоминают черные провалы с фиолетовым отливом, волосы свисают грязными прядями вокруг впалых щек, но при виде меня на ее лице расплывается улыбка.

– Кэт!

Я отступаю на полшага назад, когда до меня долетает ее зловонное дыхание.

Удэн корчится от отвращения и, прежде чем отвернуться, поднимает брови, как бы говоря: «Ты сама хотела прийти».

Жулиана хватает меня за запястье, втаскивает в комнату, закрывает и запирает двери. В комнате полумрак, поэтому трудно что-то разглядеть, и я боюсь даже пошевелиться, чтобы не задеть что-нибудь… например, ночной горшок, содержимое которого я отчетливо ощущаю.