Кровь и молоко

– Дочка, – окликнул её Говард, когда леди уже была на пороге. Амелия остановилась, но не обернулась. – Каждый божий день я мучаюсь чувством вины и молю Всевышнего забрать меня к себе. Я знаю, каким тяжким бременем являюсь для тебя и для Мэри. Не думай, что мне всё равно. Но я слаб, во мне уже не осталось ни доблести, ни чести. Я старый, сломленный человек, и ничего не могу изменить. Но ты… Ты можешь! Ты потрясающая женщина. И я необычайно горжусь тобой, пусть и не приложил руку к твоему воспитанию, как должно…

– Полно, отец! – перебила Джорджа Амелия, небрежно отмахиваясь. – К чему этот спектакль?

Мужчина окинул взглядом стоящую перед ним молодую леди и чуть заметно улыбнулся. Правда, улыбка его была полна скорби.

– У тебя появился шанс избавиться от меня, освободиться от этой ноши. И прежде чем рубить с плеча, подумай о своих потерях и приобретениях. Поступи мудро, Амелия. Поступи мудро…

После этих слов мужчина молча поднялся с кресла и грузно завалился на постель, погасив пальцами свечу, что стояла на тумбочке подле кровати.

Амелия, бросила на родителя полный сожалений взгляд, о котором Джордж никогда не узнает, и молча вышла в коридор, направляясь к себе в комнату.

Письмо леди распечатала по дороге, но читать начала лишь после того, как скинула с плеч тяжёлое платье и освободилась от пыток корсета. На дорогой бумаге, каллиграфическим почерком, без единого подтёка чернил, были начертаны строки, которые в очередной раз ставили мисс Говард перед выбором. Выбором, от которого зависело всё!