Кровь и молоко

– Право слово, Даниель, скажи своим псам, чтобы отпустили меня! Я не собираюсь никуда бежать. А дойти до кареты в состоянии и без посторонней помощи, – леди несколько раз дёрнулась, инспектор, который сжимал её предплечья, вопросительно глянул на командующего. – Или, быть может, изобьёте меня дубинками, как Фостера? Ты полностью уверен в предъявляемых мне обвинениях? Ведь иначе я засужу тебя!

Байрон шумно выдохнул, окинул взглядом собравшихся и молча кивнул, чтобы Говард отпустили.

– Благодарю, – прошипела Амелия, дёрнув плечами, поправляя рюши на рукавах. – А также я хочу знать, на каком основании меня обвиняют в убийстве. Где доказательства моей вины? Или ты снова жонглируешь пустыми домыслами?

– Мы обыскали дом! – довольно усмехнулся Байрон.

– И? – возмущённо вздёрнула бровь Говард, играя недоумение.

– В твоей спальне нашли несколько флаконов с ядом.

Амелия в голос засмеялась, да так звонко, что детектива передёрнуло.

– Даниэль, ты смешон! Твоего отца закололи! Яд не делает меня убийцей, он вообще ничего не доказывает, во всяком случае, по этому делу…

Детектив недовольно пожевал губами и кивнул инспектору в сторону выхода из поместья.

– Ведите её в карету для арестантов. Все остальные вопросы, миссис Байрон, зададите на допросе.

Амелию снова схватили за плечи. Девушка недовольно фыркнула, но сопротивляться не стала.

– Я уничтожу тебя, Даниэль! – выходя из дома, оглянулась на сына судьи Амелия. Её глаза пылали искренней ненавистью. – У тебя был шанс не уподобляться своему отцу, но ты его упустил! Теперь я раздавлю тебя как сверчка!..

Глава 29

«Любовь нежна? Она груба и зла.

И колется, и жжется, как терновник.

А если так, будь тоже с ней жесток,

Коли и жги, и будете вы квиты».

Уильям Шекспир

Экипаж с грохотом нёсся по мостовой. Амелию болтало из стороны в сторону. Подбрасывало на твёрдой скамье. Приходилось постоянно держаться руками за стены, дабы во время очередного виража не оказаться на полу. Кучер даже не задумывался о том, что вёз благовоспитанную леди. Да и куда ему, обычно в его карете перевозили арестантов – воров, убийц, дезертиров, предавших Англию.

Послышался свист хлыста. Экипаж мотнуло вправо, леди отбросило по инерции влево. Ухватившись за металлическую решётку на окне, она оцарапала ладонь. Платье зацепилось за торчащий из двери гвоздь, ткань треснула. Амелия зарычала, но не от боли, а от ярости.

– Да кем он себя возомнил?! – выплюнула с гневом девушка, пытаясь удержаться на месте.

Спустя полчаса экипаж остановился у ворот Ньюгетской тюрьмы. Это было неожиданно. Амелия рассчитывала, что сначала её доставят в участок для допроса, и у Мэри будет время отыскать Гудмена. Но Байрон решил не церемониться с супругой покойного отца и с ходу обласкать её всеми прелестями незавидного положения главной подозреваемой. Допрос Даниэль намеренно назначил на утро следующего дня, поэтому Говард предстояло провести почти сутки в тюрьме, коротая время в холодной, зловонной камере, наравне с отбросами общества, заключёнными по соседству.

Леди вели по тёмному коридору два инспектора. Байрон шёл позади. Эхо от его тяжёлой поступи отражалось от каменных стен, врезаясь в спину Амелии, точно хлыст. И несмотря на несгибаемость духа, с каждым очередным шагом леди всё сильнее сковывал ужас перед неизвестностью.

Конвой прошёл молча целый этаж, повернул к восточной лестнице и начал спускаться.

– Что? – Говард замедлила шаг и обернулась. – Ты собираешься держать меня с ними?

Всем известно, что на нижних этажах находились самые отъявленные негодяи, по сути, смертники. Те, кто ожидал казни или был неизлечимо болен. В подвалах Ньюгема главенствовали крысы и зловоние разлагающихся от сифилиса да прочей заразы тел. Уже на подступе к крайнему ярусу в нос ударил стойкий смрад мочи и экскрементов.

Сердце в груди забилось так сильно, что леди чуть было не потеряла сознание и, пошатнувшись, опёрлась о плечо одного из инспекторов. Байрон молчал. Намеренно. Жестоко.

Они спустились на нужный этаж. Амелия застыла на месте, испуганно вглядываясь в царивший всюду полумрак. Казалось, сам ад распахнул перед девой свои объятья.

– Ты не имеешь права… – вновь посмотрев на детектива, стоя в начале длинного лабиринта камер, из которых торчали грязные, тощие руки заключённых, загробно просипела Говард.

– А ты? Ты имеешь право играть чужими жизнями? – холодно отозвался Даниэль, затем подошёл ближе и, потеснив одного из конвоиров, взял леди под руку. – Дальше я сам.

Мужчины, отдав честь детективу, удалились. Вскоре их шаги полностью растворились средь жалостливых стонов, безумного шёпота и гневных ругательств арестантов. Амелия через силу сглотнула. Её глаза были застланы страхом и всё же по-прежнему сверкали ярче звёзд в самую ясную ночь.

– Чего ты добиваешься, Даниэль? – тихо, но требовательно спросила леди. – Мстишь мне за отвергнутые чувства?