Трудность его выявления состоит в том, что Смута была
Наиболее заметными были результаты революции в социоэкономической сфере, правда, их содержание оказалось откровенно контрреволюционным. Закрепощение крестьянского и посадского населения (Соборное уложение 1649 г., указ 1658 г.) можно смело считать результатом революции – но не ее победы, а ее поражения. Точнее, поражения участвовавших в ней широких масс населения, в то время как элитные фракции заключили за их счет стратегическую сделку с новой властью.
Первая русская революция завершилась историческим проигрышем масс, ее результаты оказались прямо противоположны их чаяниям. Почти сто лет спустя, в петровскую эпоху, на исторический миг почувствовало себя проигравшим и правящее сословие, воочию ощутившее,
Тем не менее отсутствие
Хрестоматийный пример неудавшегося восстания, вошедшего в историю как революция – Парижская коммуна. Еще один, хронологически более близкий нам пример, - события 1968 г., которые один из наиболее известных современных социологов Иммануил Валлерстайн квалифицирует как мировую (!) революцию. Хотя, конечно, подобная оценка масштаба и самой сути произошедшего в 1968 г. остается остро дискуссионной.
Итак, первой русской революцией была Смута начала XVII в. Однако ее поражение, отсутствие масштабного революционного результата обусловили бессознательное элиминирование, вытеснение революционного аспекта из теоретического осмысления событий начала XVII в. Революция оценивались с позиции ее проигрыша и потому вошла в историографию как гражданская война, совокупность социально-политических конфликтов.
Не вдаваясь в обширную и увлекательную казуистику насчет того, могла ли эта революция победить и каковы были бы последствия ее победы, отмечу, что выход из Смуты был предопределен, условно говоря, «средним классом» тогдашней Московии, который, однако, не смог воспользоваться своей ключевой «сдаточной» позицией на пользу себе и обществу. Если бы религиозный раскол произошел в России несколько раньше и в революции участвовало оснащенное мощной и влиятельной утопией старообрядчество, ее исход, без сомнения, был бы иным. Аналогии с радикальными протестантскими сектами и Английской революцией выглядят здесь уместными не только по форме, но и по существу.
Впрочем, даже без этого добавления в духе альтернативной истории, столь мощное социальное движение, каковым была Смута, содержало потенциальный заряд системной трансформации, который, однако, не обрел адекватных политических и культурно-религиозных форм своего выражения. Утрируя, можно сказать, что в Смуте не возникла партия нового типа и это, вероятно, предопределило ее исход.
Несмотря на поражение, Смута-революция тем не менее имела один очень важный, хотя исторически отдаленный, революционный результат. Будучи следствием, в том числе, сильных культурных импульсов, она сама дала мощный толчок изменению русской социокультурной традиции, трансформации внутреннего мира, психе русского человека. Религиозный раскол XVII в. не был случайностью, он выражал накопившееся в послесмутном русском обществе культурное напряжение.
Выстраивается следующая логическая и историческая линия: судьбоносный раскол страны на элиту и народ в правление Петра I был подготовлен и вырастал из религиозного раскола между властью и частью народа; в свою очередь, корни последнего уходили в первую русскую революцию-Смуту, давшую мощный толчок драматическому и до конца не очень понятному изменению внутреннего мира русского человека.