Кровь и серебро

Марил вернулся к картам; нечего больше было выглядывать в глухой ночи. Первый путь, который указывала огромная карта – та, что лениво растеклась до самого пола, – лежал через Гиблые болота. Отдать жизнь зазря было бы страшной глупостью; пересечь северное море лишь для того, чтобы сразу же погибнуть! Крошечная карта, украшенная изображениями местности и множеством завитушек, самая хорошенькая из тех, что были здесь, предлагала самый безопасный путь, но лежал он через земли, завоеванные ханом. Допустим, Марилу удастся сладкими речами усыпить бдительность ханского наместника, подкупить его бесценными подарками, запутать его разум… Пожалуй, то была самая удачная дорога, которую ему предлагали карты, – он вынужден был согласиться, что лучше уж задабривать ханского посланца, нежели заполучить пренеприятнейшую встречу с болотной нечистью; рисковать в подобном случае было ему невыгодно.

Легкий стук в дверь положил конец метаниям господаря и окончательно утвердил его в решении следовать в долину через ханские земли. В комнату вошел Милу – один из преданнейших ему людей, ближайший его соратник и лучший воин; лицо у Милу было совсем не как у человека военного дела: открытое, доброе, широкое, в рыжей бороде часто он прятал лукавую улыбку.

– Прости, господарь, что беспокою тебя в этот трудный час. Все приказания отданы, князь проститься с тобой не выйдет.

Марил нахмурился.

– Хорошенькие вести ты мне принес! Ничего, вырву я его дочь из рук безбородого чернокнижника, иначе со мной князь заговорит. Правда на моей стороне будет.

Милу поклонился.

– Правда и сейчас на твоей стороне, милостивый господарь.

– Сколько я помню, Милу, ты всегда был мне добрым другом; вот поможешь мне в нашем последнем с тобой, я надеюсь, деле, получишь все: и золото, и земли, и жену пригожую; все что захочешь дам я тебе, только не подведи в этот раз.

– Обижаешь, господарь, – возразил ему Милу, – как ты сам говоришь, я всегда служил тебе верой и правдой; знаешь ты, что не надобно мне ничего, кроме милости твоей и служения тебе.

Марил слегка улыбнулся.

– Посмотрим, как ты заговоришь через несколько дней, опасное это дело… А впрочем, верю я тебе. Теперь ступай.

Милу поклонился еще раз – и вышел. И вправду же, сколько битв они вместе выиграли, сколько войн отвоевали бок о бок! Где еще найти было Марилу такого верного приспешника, что подчинялся бы ему беспрекословно? Они были еще совсем юнцами, когда жизнь их свела впервые – отец Милу служил тогда при дворе отца самого Марила; их даже биться учили вместе, и первую победу свою одержал Марил как раз в поединке с верным другом. Он вспомнил вдруг о своем детстве: о матери, слабой, хрупкой, тоненькой женщине, не смевшей никогда сказать и слова против; вспомнил об отце, которому был обязан северной, характерной для их рода белизной волос, суровым нравом, алчным и бешеным нутром… что сделало с ними время? Отец его погиб бесславно, мать сошла с ума – и все больше напоминала теперь безликую тень, одиноко бродящую по огромному терему; сам он, Марил, северный господарь, взращенный в любви, здравии и вседозволенности, чего он достиг? Боевые заслуги его меркли перед количеством потерь, жены у него не было – обвенчался бы с княжной, да бесовской прислужник все замыслы его честолюбивые запутал. Князь Хогард боялся, что погибнет Марил в дороге; да и если случится ему погибнуть, что же с того? Зачем возвращаться ему снова в промозглый, пустой дом, где не было более никого, кто мог бы утешить его, удержать, наставить на путь истинный? Потеря его великая никакими благами мирскими теперь не окупится – женитьба бы помогла, но нужна ему была лишь Морена. Да, не сложилось, но ничего, покажет он еще судьбине своей горькой, кто ее господин, и восстановятся справедливость да равновесие в его беспокойной жизни…

Выехали они, как и задумывали, ровно на рассвете; город оживал постепенно, манил своими изысканными товарами, соблазнял пряностями, тканями заморскими, пряжей, тонкой, как паутина, – но Марил ни на что не обращал внимания. Подле него скакал преданный Милу, сзади – дружина, состоявшая из его соратников и людей златоградского князя; не сказать, чтобы он им особенно доверял, но за помощь был благодарен – лишние воины никогда не помешают. Не ведал Марил, что в это самое время выходила из дальнего трактира княжна Морена; знал бы если – поддался бы порыву и похитил ее, но догонишь разве колдуновы сани? Утро поднималось над городом дивное, свежее, разрумянившееся, будто только что из печи; снег лежал, словно сотканное тысячами умелых рукодельниц тончайшее кружево с золотыми вставками, и мог дать жару любым украшениям.