Кровь и слезы Луганска

 Хохол вздохнул и прижал к груди автомат, глядя в бескрайнее черное небо.

 Он уже убивал.

 И мог бы убить сейчас. Для этого совершенно не требовался автомат. Человека можно убить даже шнурком от ботинка, когда он спит. А на того пацана понадобился просто один удар, тот упал и затылком об бордюр. Убийство по неосторожности, всего лишь. Только вот через два дня после карантина в колонии у Юрки Хохлова трое приблатненных попытались отнять посылку. Что было в той посылке? Да так, десяток мандаринов на Новый Год, разрезанных рексами, колбаса, опять же, нарезкой, да пара носков. И письмо. Вот за письмо он и взялся за беспредел на беспредел. Он сам потом и не понял, как в его руках оказался штырь из старой советской кровати. Следаки удивлялись его силе. А он, потеряв сознание, этим штырем убил двумя ударами двоих. Одного в глаз, второго в висок, третий успел отскочить. Вот дополнительно навесили еще срок. Его побаивались опера и рексы, не любили и блатные. Жил он в одиночестве, что, впрочем, Хохла вполне себе устраивало. Вне закона. Вне любого закона. А письмо он так и не прочитал. Затоптали его рексы и зеки в крови убитых им беспредельщиков.

 И вот сейчас сидел он возле разбитого окна, слушая звуки далекого боя, наблюдая полеты трассеров, и думал, что, пожалуй, впервые в жизни он свободен. Четыре спящих человека доверили ему автомат. Он может встать и убить их. Они даже шевельнуться не смогут. Потом можно дождаться украинских солдат и рассказать им, как он геройствовал здесь. Может быть, ему скостят срок. Может быть, даже амнистируют. И чем черт не шутит, может быть даже дадут медаль. И он станет украинским героем, получит пенсию, выступит по телевизору, найдет бабенку в Киеве.

 Надо только убить четырех человек. Это просто, когда у тебя в руках автомат. Просто убьют четырех человек. Которые тебя спасли и напоили чаем. Хорошим чаем. С сахаром и бергамотом.

 Хохол встал.

 Подошел к Боцману. Тот застонал и перевернулся на другой бок. Хохол решил, что Боцман будет последним.

 Или закончить Рюриком? Все же баба...

 Но начал Хохол с нее.

 Он подошел к куче тряпья, под которым мерно сопела Рюрик и осторожно потрогал ее за плечо.

 Та проснулась мгновенно, мгновенно же и перевернулась, тут же схватившись за ствол "АКСУ".

 — Ты че?

 Хохол виновато пожал плечами:

— Командир, у тебя курить есть?

— Мудак ты, Хохол, и шутки у тебя... — она вытащила непочатую пачку откуда-то из недр курточек, протянула ее зэку и сказала: — Оставь себе.

 Хохол курил сигарету за сигаретой и, счастливый, смотрел в небо, на котором стали появляться звезды.

 К трем часам он забыл, кого надо будить, поэтому разбудил Боцмана, сунул ему полпачки, "Ксюху" и довольный улегся спать под кухонный стол. Жизнь налаживалась.

 Утро выдалось как всегда — по подъему, а, значит, противно.

 Где-то лупили очередями пулеметы, автоматы, еще какие-то автоматические пушки — ни Хохол, ни Боцман так еще и не научились отличать ЗСУ от пушки БМП-2. Хохол поднялся: болели кости, затекшие на твердом полу. Рюрик уже жевала холодную кашу, флегматично глядя в окно. Белоснежка и Кот разогревали на полу кружку с кипятком.

— А де Боцман?

— По утренним делам ушел, — ответил Кот.

— А... Тоже выйду до ветра.

 Легкие свои дела Хохол сделал прямо с крыльца. Потом вернулся в дом, по пути зацепив пробитое осколками ведро, и чертыхнулся. Затем он прошел прихожую, где молчал давно потухший газовый котел, вернулся в относительно теплую хату. Краем глаза вдруг увидел движение, резко повернулся.

 В зале стоял Боцман и сосредоточенно доставал из серванта книгу за книгой. На обложки он не смотрел, просто поворачивал форзацем к потолку и тщательно перелистывал страницы.

— Эй, — сказал Хохол.

— А? — Боцман даже голову не повернул.

— Ты шо делаешь?

— Дело работаю. Смотри, вдруг они бабки оставили? Терпилы любят бабки в книгах оставлять.

— Чеканулся? Люди бежали отсюда. Что они, бабки бы оставили?

— Могли бы и забыть про заначку, — в этот момент с книжной полки упала крестовая отвертка. И как она там оказалась?

 Хохол торопливо оглянулся:

— Ты чеканулся? ЭТИ, — шепотом он сказал. Но таким шепотом, который громче любого снаряда. — ЭТИ тебя прямо сейчас шлепнут.

— Ой, да ладно, — легкомысленно ответил Боцман и тут же получил удар в печень. Согнулся, захрипел, упал на колени, застонал:

— Хохол, Хохол, ты чего...

 В комнату зашел Белоснежка, сплюнул на пол:

— Вы че, сидельцы?

— Ни че, ни че... Нормально все...

— Да так, поспорили о Божьих заповедях, — добавил Хохол, ухмыляясь.

 В оркестр туманного военного утра вплелась новая мелодия. Но услышали ее только ополченцы.

— Лежать, всем лежать! — крикнула Рюрик. Белоснежка мгновенно упал на пол, прямо перед стоящим на коленях тяжело дышащим Боцманом.