Кровь и слезы Луганска

— Ты баба, что ли? — изумился Боцман, когда увидел лицо Рюрика. — Сто лет бабу не видел...

 Рюрик сплюнула — это была все же она, и ответила простуженным голосом:

— А я зеков вообще никогда не видела! Белоснежка!

— Кухню проверь!

— Уже, товарищ сержант!

 Рядовой с позывным "Белоснежка" шерстил кухню. И думал, что люди странные животные. Вот война, вот эвакуация, вот снаряд в садочек. Телевизоры с собой в тыл тащат, меблю всякую, а вот чай с сахаром оставили. А ведь в чистом поле или разбитом городе пачка чая ценнее всякого телевизора.

— Чому Белоснежка? — осторожно спросил Хохол, немало подивившись странному для блатарей погонялу.

— Так получилось, — улыбнулся Белоснежка. — Тебя напрягает?

— А не западло?

— Западло укропом быть. А мы в Харькове, когда партизанили, под моим началом семь пацанов было. И все как на подбор, мне подмышку. Так и повелось. Говорят, суки сбушные до сих пор бабу с позывным "Белоснежка" ищут. И хай ищут, — из рюкзака он достал большой синий пакет.

— Ну и няхай, — согласился Хохол. Пожалуй, впервые в жизни ему стало неловко за свою кличку.

— Я ж тебя не спрашиваю, чому ты Хохол, — он ножом вспорол пакет, открыл картонную коробку: в ней лежали консервы, упаковочки всякие, повертел в руках гондончики чая, меланхолично заметил. — Хозяйский лучше.

— Хохлов я...

— Да насрать, — ответил Белоснежка, расправил ножки у горелки, поджег таблетку сухого спирта и поставил на горелку кружку с водой. — Кот?

— М?

— Чай, кофе?

— Витаминчик мне завари.

 Кот сидел возле разбитого окна, через которое залетали мокрые снежинки пополам с дождем, и внимательно наблюдал за местностью. Рукой в тактической перчатке он прикрывал рот, чтобы пар изо рта не демаскировал позицию. Белоснежка заварил ему в алюминиевой маленькой кружке розовый порошок из бумажного пакетика. Запахло киселем из детства.

— Я тоже хочу, — вздохнул Хохол.

— Обойдешься, — коротко ответил Кот.

 Рюрик же села напротив двух заключенных на корточки и холодным взглядом стала рассматривать их. Между ног ее покоилась СВД.

— Ну что, граждане хулиганы и бандиты, рассказывайте.

— Это кто тут хулиган? — возмутился было Боцман, но тут же получил тычок локтем под ребра. — Хохол, ты шо?

— Ни шо, а ша, — отрезал Хохол. И продолжил. — Зону "Градами" начали расстреливать. Я не знаю, чьи...

 И он продолжил. Как сбежал персонал колонии. Как они пекли хлеб из муки, которую привезла Нац.Гвардия. Как часть раздавали, тайком, по ночам, этот хлеб местным мирным жителям, меняя его на закрутки с помидорами та мочеными арбузами. Как рядовые украинских войск старательного этого не замечали, пока пьяные офицеры орали в палатках и "Щеню" и "Не вмерлу". Как их вывели на плац, а потом начали расстреливать на бегу.

— Да вы же это сами видели, не могли не видеть.

— Видели, отец, видели, — сказала сержант Рюрик и ударила пальцем по оптическому прицелу винтовки.

— Видели, а чего ж не стреляли, — с горечью сказал Хохол.

— Стреляли, — коротко ответила она. — Не по всем попали. У меня винтовка, а не гаубица.

 Белоснежка протянул кружку — нашли в хозяйском шкафчике — с чаем Хохлу, чуть позже Боцману. Странное дело, чуть подкрашенная и подслащенная горячая вода, а к жизни возвращает. Чай не пил? Какая сила... Чай попил — совсем ослаб.

 Смеркалось.

 Закусывали галетами, от них пахло плесенью. Рюрик приказала остальной сухой паек не трогать до утра. Но и этот внезапный малый ужин нагрузил мужиков теплой тяжестью в желудке и веки сами собой поползли вниз. Первым дежурил молчаливый Белоснежка, наблюдавший за тем как по небу ползут медленные сигнальные ракеты, как низкие облака режут очереди трассеров, а на горизонте ярко-оранжевым всполыхают разнообразные мины и снаряды калибров на любой выбор.

 В час ночи Белоснежка неслышно потянулся, встал, пошел вдоль стенки от окна, стараясь не бренчать осколками разбитых стекол. Потом нагнулся и осторожно потряс за плечо Хохла, спящего вдоль буфета на кухне.

— Га? — Хохол вскочил и ударился головой об стол.

— Цыха! Дежуришь до трех часов, потом Кота будишь.

 Упал на пол и немедленно захрапел.

 Хохол, толком еще не проснувшись, посмотрел на "Ксюху" в своих руках. Такие автоматы носила охрана...

 Он захотел спросить: "Это мне? ", но спрашивать было не у кого. Рюрик сопела в углу, под единственным неразбитым окном, ей постелили двуспальный разодранный матрас и накидали сверху хозяйской одежды. Кот спал рядом, натянув армейский бушлат на ноги, а его снятые берцы служили ароматизатором помещения. Белоснежка устроился на кухне, легкий снег падал на его маскхалат. Эти спали спокойно — так спят дети, солдаты и умирающие. Один Боцман стонал и ворочался во сне. Прихожей ему было мало, он метался и, время от времени, бился кепкой об стены.

 Хохол подумал, что Боцмана надо убить первым, на всякий случай, но мысль сразу отогнал, как чужую. Прошел в комнату, где только что караулил Белоснежка, и сел на его место. В лицо дул мокрый февральский ветер Луганщины.

 Все так же лупил пулемет, все так же били минометы, все так же полосовали небосвод разрывы снарядов и ракет. Разве, чуть спокойнее.