Кровь и свет Галагара

— Что ты говоришь, милый Трацар? — удивился Ур Фта. — Или ты полагаешь, что я собираюсь без сна и привала пройти тысячу атроров и, перевалив через горы Ло, а затем пробравшись сквозь Бурую чащобу, проводить Кин Лакка до самого Золотистого болота? Да ведь и оттуда до Лифаста не рукой подать! Мне туда и к середине будущей зимы не добраться! А обратный путь? Сколько дней уйдет на него? Нет, Трацар, я не настолько безрассуден, чтобы, только заняв престол, не успев решить и малой толики дел, отправляться так далеко и надолго.

— Да нет же, великий царь! Я не знаю, долго ли ты продержишься без сна и привала, но все остальное путешествие отнимет у тебя ровно столько нимехов, сколько соблаговолишь ты пробыть в Лифасте.

— Как же это может быть?

— По-моему, очень просто — при помощи вот этих камней, — Трацар развернул ладонь, и на ней засверкали два крупных самоцвета затейливой огранки. — Это путевые альдитурды. Хорошенько запомни, как с ними обращаться, а там уж пускай в ход по своему усмотрению. Стоит тебе зажать оба в разных кулаках, и в тот же лум ты окажешься на Золотистом болоте. После этого будь особенно внимателен, чтобы случайно не выпустить альдитурды из рук. Бросишь один — и ты в Лифасте, отпустишь второй или оба сразу — немедленно попадешь назад в Айзур.

— Трацар! Сколько раз я давал себе слово не удивляться твоим чудесам, да так и не могу его сдержать!

— Это ведь не мои чудеса, — улыбнулся Трацар, — это чудеса Лардалла. И я обещаю тебе, не пройдет и двух зим, как им перестанут удивляться и просто начнут использовать по всему Галагару.

— Что же, великий царь, значит, ты отправляешься без свиты? — Невозмутимо справился советник Од Лат.

— К чему мне свита, когда со мной будут вот эти замечательные камни?

Ур Фта хотел было взять альдитурды, но Трацар его предупредил:

— Не спеши, не то окажешься на болоте раньше Кин Лакка. Я сам положу их тебе за пазуху.

А мы все же поспешим и безо всякого колдовства расстанемся с девятнадцатым урпраном книги «Кровь и свет Галагара».

Двадцатый урпран

Благополучно добравшись в Дигал, посланник Нирст Фо пересел в предоставленные ему сани и в сопровождении своей небольшой свиты проследовал в Саркат по прекрасной зимней дороге. Далее, из Столицы в Галузские горы вновь пришлось ехать верхом. Нелегким был этот путь для почтенного старца, но надежда что-нибудь разузнать о единственном сыне превозмогала усталость и придавала посланнику сил. Так что он, как говорится, ложился во тьму и поднимался с первыми лучами.

Четверо бывалых всадников опекали его безропотно и служили надежной защитой от зверья и ворья, исполняя свой долг и забыв о своих желаниях.

Миновав низовья Зиары в западном предгорье, Нирст Фо и его спутники ступили на запретную северную тропу, единственный безопасный, но тщательно охраняемый путь на Черные Копи.

Завидев блеск придворных одеяний и царской дармовщины, свирепые посты и заставы расступались как болотная трава под порывами чистого ветра, открывая дорогу цареву посланнику.

И вот, наконец, внизу показались громадные черные ямы, усеянные копошащимися фигурками узников, а впереди — казармы и здоровенный бревенчатый навес, спасавший от снегопада, но не от холода об эту пору.

Витязи свиты помогли Нирсту Фо спешиться у входа в казармы, и в тот же лум откуда ни возьмись выскочил комендант, без шапки и с красным вспотевшим лицом. Упав на колени, он приложился к сапогам посланника. Нирст Фо молча протянул ему царскую грамоту. Комендант прижал ее к животу и груди, трижды поцеловал, прежде чем сломать, голубые юкшаловые печати и, бережно развернув, поднес белоснежный свиток, испещренный листвой, к самому своему носу.

Дважды пробежал он глазами строку за строкой, тщательно уясняя царскую волю, потом сунул грамоту за черный отворот своего потертого сигона, склонился в земном поклоне и бегом припустил по тропе к страшным ямам.

Не прошло и двух рофов, как оттуда потянулась цепочка изможденных агаров в грязном отрепье. Их лица были темны как ночь от въевшейся в кожу черной пыли, но глаза у многих сверкали огнем пробудившейся надежды и лихорадочного веселья.

Нирст Фо кинулся навстречь их веренице и остановился, напряженно вглядываясь в каждого слезящимися от холода глазами. Старик все еще надеялся, что произошла ошибка, что Фо Гла жив и вот-вот кинется к нему в объятья. Все ему казались на одно лицо, и он, отчаявшись, принялся неустанно и громко звать сына по имени. А несчастные узники отвечали наперебой, выкрикивая приветствия на разных наречиях Галагара.