Кровь и свет Галагара

— Так мы и сделаем, ударим на прултов с тыла.

— Что ты говоришь? — переспросил Трацар, не слыхавший Кин Лакка и не уловивший смысла в словах царевича.

— Ничего, ничего. Это я не тебе, милый Трацар. Скажи, а гаварды у них здесь имеются?

— Нет, на острове нет ни одного гаварда. Местные жители не знают, что такое верховая езда.

— Ну что же, хорошо, возможно, это даже упрощает задачу. А теперь приготовимся к новому сражению. Полагаю, здесь есть чем снарядиться.

— Четыре цохларана, — подсказал Кин Лакк.

— Дорогой Трацар, — попросил царевич. — Не соберешь ли ты для меня среди поверженных прултов что-нибудь из доспехов и четыре цохларана. Да, и сапоги размером побольше!

— Погоди, царевич, соберу в три лума! — отвечал тот и кинулся исполнять просьбу. Сперва он притащил цохлараны, затем по частям чуть не полный доспех и, наконец, сапоги. Царевич предпочел не нагружать на себя всю эту кучу железа. Натянув сапоги, он выбрал из всего и надел с помощью Трацара чешуйчатый нагрудник и поножи. Затем все четыре руки снарядил жестяными рукавицами, а голову покрыл железной шапкой с поперечными прутами в виде лапок морского бракрага.

Трацар заявил, что более не намерен отсиживаться в укрытии, и тоже кое-как снарядился, ограничившись длинной кольчугой, островерхим шишаком и взяв под мышку большой деревянный щит, обитый кожей и усиленный железными пластинами. Однако, сделав несколько шагов по улице поселка рядом с царевичем, он опустил щит на землю и волоком потащил его за собой, выбиваясь из сил.

— Куда же все подевались? — спросил царевич. — Трацар, не следует ли нам ожидать внезапного нападения?

— Нет, вряд ли. В домах только женщины и дети. Все воины теперь собрались в южной части поселка. Они уже получили известие о предстоящем штурме и готовятся к его отражению. Нас они, разумеется, не принимают в расчет.

— Тем лучше для нас и для отважных абаитов! — воскликнул Кин Лакк. — Но будь осторожен, царевич, и вели поберечься нашему удивительному другу. Зачем это он нацепил на себя кольчугу со шлемом да еще упирается с этим щитом? Пускай произнесет несколько заветных словечек, и его будет не достать ни клинком, ни стрелой, ни дубиной в дюжину циалов!

Но царевич не успел передать пожелания Дацара Трацару. Впереди послышался гортанный крик и топот ног.

— Что это, Трацар?

— Пустяки! Какой-то волосолицый мозгляк — завидел нас и припустил по улице, только пятки засверкали.

— А что он там прокричал? Ты ведь понимаешь их язык?

— Да, понимаю, только приходится напрягать и слух, и разумение. Он выкрикнул слово, которым, по всей видимости, здесь именуют агаров. Что-то вроде «босолицые», или «гололикие», или «пустомордые», или «чисторожие»…

Он мог продолжать этот перечень равнозначимых слов, в той или иной степени соответствующих тудутранскому восклицанию, еще очень долго. Но ему помешал вновь послышавшийся впереди топот. Насколько мог судить царевич, на этот раз он производился не одной парой ног и стремительно приближался.

— Кин Лакк, ты видишь?

— Вижу, царевич. Трое с вилами в легких доспехах, один с молотом и круглым щитом и двое с двуручными мечами.

Больше он не сказал ни слова. Звучала только свирель. Прежде чем полностью подчиниться извивам музыки боя, царевич успел крикнуть:

— Трацар, поберегись!

Трое с вилами пошли вперед и одновременно сделали выпад. Уж верно, этот прием был у них давно отработан. Один из них метил царевичу прямо в лицо, другой — в правое плечо, третий — в незащищенный пах.

В итоге первого, оборонительного, движения Ур Фта перерубил, как соломинку, древко у вил, направленных ему в лицо, под самым железком; точно таким же образом он поступил с вилами, устремившимися ему в плечо, а те, что были нацелены в пах, увел вниз и в сторону, а когда они зарылись в землю, с размаху наступил на древко, вынудив их владельца разжать пальцы. Второе движение было наступательным и привело к тому, что две волосолицые головы упали и покатились, окропляя кровью холодную пыль дороги, а у третьего из нападавших вывалились кишки, так что не помог ему пластинчатый нагрудник — коротковат оказался.

Между тем, за первой тройкой без малейшего перерыва пошла другая. Прулт, вооруженный боевым молотом в виде головы мацтирга, опередил остальных. Он замахнулся, намереваясь пробить железную шапку царевича и поразить его в голову стальным клювом. Но на ничтожную долю лума от этого замаха между ободком его рукавицы и кольчужным рукавом образовалась узенькая полоска. И этой ничтожной доли лума Кин Лакку, его свирели и царевичу вполне хватило. Сверкнул триострый цохларан — и молот упал на дорогу вместе с кистью руки, крепко сжимавшей его. А молотобоец, лишенный столь важной конечности, с воплем бросился удирать.