Кровь и свет Галагара

— Что же мне с этим делать?

Уловив в моем голосе крайнюю растерянность с оттенком разочарования, Линц поспешил меня успокоить:

— Никаких обязательств, ни устных, ни, тем более, письменных! Я всего лишь предлагаю вам владеть моим имуществом, а уж как им распорядиться, это полностью передается на ваше усмотрение. Могу лишь предполагать. Возможно, вы захотите привести эти бумаги в порядок. Может статься, переведете на русский язык то, что написано не по-русски. Решитесь опубликовать в России или в другой стране — пожалуйста, ничего не имею против. Авторские права всецело принадлежат вам. Можете подписать своим именем или использовать мое. Мне и это положительно безразлично.

В недоумении я открыл рот, собираясь засыпать его вопросами, но он предупредил меня и угадал, о чем я в первую очередь собирался спросить.

— Почему бы мне самому не распорядиться этим богатством? Очень просто. Я отправляюсь… скажем так, в кругосветное плавание и уверен, как говорят, на все сто, что… — Тут он задумался ненадолго, а я не решился ему подсказать. — Короче говоря, здесь меня никто уже больше не увидит. Родственников у меня нет. Из друзей также — в живых никого не осталось. Нашу случайную встречу я счел подарком судьбы и даже подозреваю, что она не так уж случайна. Вы — недюжинный литератор; ваши качества вовсе не превосходны, но исключительно близки к моим собственным; наконец, вы — русский, а я не так давно пришел к выводу, что язык моей матери лучше иных мне известных способен передать галагарские понятия. — Он впервые употребил загадочное слово «Галагар», но я поначалу не обратил на него внимания. — Соглашайтесь, и вы снимете с моей души камень, в то же время ничем не обременив себя.

Что было делать? Конечно, предложение Конрада Линца вовсе не походило на то, что я надеялся от него услышать, но оно и в самом деле казалось ничуть не обременительным. А все же я позволил себе, прежде чем давать согласие, пробежать глазами несколько листов, наугад извлеченных из кейса…

— Но это же итальянский! Кроме нескольких музыкальных терминов и начальных слов арии Моцарта «Per pieta, non ricercate», я не знаю по-итальянски ни звука! — Воскликнул я невольно и даже захлопнул кейс.

— Не скрою, — без тени смущения заявил на это Линц, — одна из трудностей, с которыми вы столкнетесь, если все же решитесь продолжать мою работу, заключается в том, что разные части рукописи, которые могут и должны быть связаны в единое целое, написаны на разных языках. Кроме итальянского и французского, вы встретите английский, немецкий и португальский.

— Но я — отнюдь не полиглот и, кроме французского со словарем…

— Не скромничайте, — мягко перебил он меня, — латынь, английский и немецкий вам все же знакомы.

— С чего вы решили? — Пробормотал я, смущенный точностью его догадки: в детстве я действительно изучал азы латинского и немецкого, а английский не был мне чужд, благодаря былому страстному увлечению поп-музыкой.

— Я читал ваши стихи и обратил внимание на органичные и абсолютно не книжные цитаты. Но позвольте напомнить, что я не связываю вас никакими обязательствами. А если вы все же возьметесь за перевод всего этого на русский — к чему лукавить? конечно же, я надеюсь, что рано или поздно это произойдет — то вспомните мои слова: переводчик в первую очередь должен знать тот язык, на который он переводит.

— Ну что ж, — сказал я, стараясь придать голосу решительную твердость, — отсутствие повелительных распоряжений и назначения каких-либо стеснительных условий, вроде срока исполнения, не только делает ваше предложение заманчивым, превращая его всего-навсего в просьбу принять щедрый дар, но и вдохновляет меня на труды. Я не могу ничего обещать, но в глубине души уверен, что эти бумаги не залежатся в каком-нибудь чулане, а потому нуждаюсь в подробных разъяснениях по поводу их содержания и того, как с ними следует обходиться с чисто литературной точки зрения.

— Следует ли понимать ваши слова как выражение принципиального согласия? — Спросил Конрад Линц, оживившись.

Я кивнул, и он, с благодарностью пожав мне руку, заявил:

— В таком случае примите вот этот конверт, содержащий мою инструкцию относительно дальнейшей работы над галагарскими рукописями. Такой вариант позволит нам избежать пробелов, вполне возможных при устном выяснении деталей. К тому же, наше соглашение заслуживает небольшого пиршества в хорошем ресторане, куда я и намерен незамедлительно вас пригласить. Как вы относитесь к устрицам?

Ему не удалось сбить меня последним вопросом, равносильным для меня одному из тех, какими озадачивали Алису жители Уандерландии. Теперь я заметил загадочное слово и сам спросил Конрада Линца, пропустив устриц мимо ушей:

— Вы назвали свои рукописи «галагарскими». Это от слова «Галагар»?

— Да, от слова «Галагар».

— И что же это такое?