Кровь и железо

Практик Гойла, Витари, развалилась на кресле напротив Глокты, сразу за тёмными дверями кабинета архилектора. Она растеклась в нём, разлилась, распласталась, как мокрая тряпка — длинные руки свисали, качаясь, голова откинулась назад. Её глаза под тяжёлыми веками время от времени лениво подрагивали, осматривая комнату, иногда задерживаясь на Глокте на оскорбительно долгое время. Впрочем, она не поворачивала голову и даже не шевелила мышцами, словно любое усилие было для неё слишком болезненным.

Что, на самом деле, вполне возможно.

Очевидно, она участвовала в весьма жестокой рукопашной схватке. Над чёрным воротником на её шее виднелись пятна кровоподтёков. Вокруг чёрной маски синяков было намного больше, и на лбу виднелся длинный порез. Одна из её свесившихся рук была тщательно забинтована, а костяшки пальцев на другой были исцарапаны и покрыты коростой. Она получила больше, чем просто пару пинков. Дралась сурово, и против того, кто знает толк в этом деле.

Маленький колокольчик подпрыгнул и звякнул.

— Инквизитор Глокта, — сказал секретарь, выходя из-за стола, чтобы открыть дверь, — его преосвященство готов вас принять.

Глокта вздохнул, поворчал и опёрся на трость, поднимаясь на ноги.

— Удачи, — сказала женщина, когда он прохромал мимо.

— Что?

Она едва заметно кивнула в сторону кабинета архилектора.

— Сегодня у него хреновое настроение.

Когда открылась дверь, в приёмную полился голос архилектора, из бормотания превратившийся в полноценный крик. Секретарь выскользнул назад из дверной щели, словно ему дали пощечину.

— Двадцать практиков! — вопил архилектор по ту сторону арки. — Двадцать! Мы сейчас должны допрашивать эту суку, а не сидеть здесь, зализывая раны! Сколько практиков?

— Двадцать, архил…

— Двадцать! Проклятье! — Глокта сделал глубокий вдох и прокрался в дверь. — А сколько погибло? — Архилектор быстро шагал туда-сюда по плиткам пола своего громадного круглого кабинета, махая в воздухе длинными руками. Он был одет во всё белое, без единого пятнышка, как обычно. Хотя, похоже, волосок или даже два не на своём месте. Он, должно быть, поистине в ярости. — Сколько?

— Семь, — пробормотал наставник Гойл, съёжившись на стуле.

— Треть! Треть! И сколько ранены?

— Восемь.

— Большая часть остальных! А сколько было противников?

— Всего их было шесть…

— Неужели? — Архилектор стукнул кулаками по столу, наклонившись над сжавшимся наставником. — А я слышал, двое. Двое! — вскричал он, снова и снова нарезая круги вокруг стола, — и оба были дикарями! Двое, как я слышал! Один белый и один чёрный, причем чёрной была женщина! Женщина! — Он яростно пнул стул рядом с Гойлом, и тот закачался на ножках. — И, что ещё хуже, были бесчисленные свидетели этого позора! Разве я не говорил быть осмотрительными? Какая часть слова "осмотрительный" вам непонятна, Гойл?

— Но архилектор, обстоятельства не позволили…

— Не позволили? — Голос Сульта поднялся на октаву выше. — Да как вы смеете говорить мне "не позволили", Гойл? Я просил быть осмотрительными, и вы устроили кровавую резню на пол-Агрионта, и вдобавок провалили дело! Мы выглядим дураками! И, что ещё хуже, мы выглядим слабыми дураками! Мои враги в Закрытом Совете не будут терять времени, и обернут этот фарс к своей выгоде. С этим старым балаболом Маровией и так полно проблем, он уже ноет о свободе, о ежовых рукавицах и обо всём таком! Проклятые законники! Дай им волю, и ничего не будет сделано! И теперь вы допускаете такое, Гойл! Я увиливаю, я приношу извинения, я пытаюсь подать всё в наилучшем свете, но навозная куча останется навозной кучей, как её не освещай! Представляете, какой ущерб вы нанесли? Сколько месяцев тяжелой работы пошли псу под хвост?

— Но архилектор, они только что покинули…

— Они вернутся, кретин! Он не стал бы затевать все эти хлопоты, просто чтобы уехать, остолоп! Да, они уехали, идиот, и они забрали с собой ответы! Кто они, чего они хотят, кто за ними стоит! Уехали? Уехали? Будь ты проклят, Гойл!

— Я достоин презрения, ваше преосвященство.

— И более чем!

— Я могу лишь принести извинения.

— Тебе везёт, что ты не извиняешься на медленном огне! — Сульт усмехнулся от отвращения. — А теперь прочь с глаз моих!

Гойл бросил на Глокту полный ненависти взгляд и с досадой вышел из комнаты. Прощайте, наставник Гойл, прощайте. Ярость архилектора не могла пасть на более достойного кандидата. Глокта не смог подавить слабую улыбку, глядя, как он выходит.

— Вас что-то веселит? — голос Сульта был холоден как лёд, когда он поднял свою руку в белой перчатке, и багровый камень замерцал на его пальце.

Глокта поцеловал его.

— Разумеется нет, ваше преосвященство.

— Хорошо, поскольку могу сказать тебе, что веселиться вам нечему! Ключи? — усмехнулся он. — Истории? Свитки? И что заставило меня слушать ваши бредни?