Кровь хищника

И все же Хадия приняла некоторые меры предосторожности. Из собранного летом на скалах мха она устроила медведю лежбище за каменной перегородкой, куда Туган покорно перешел по первому требованию, видимо, соображая своей звериной башкой, что может и раздавить своей тушей маломерную «родню». Устроившись на лежанке, он вскоре засопел и успокоился. От отца Хадия слышала, что годовалые медведи приходят зимовать в берлогу к матери. Вот и Туган, считая Хадию с Миляш своей семьей, нагулял жирок и пришел зимовать в пещеру. Пусть зимует, решила Хадия. До весны проспит, а там видно будет. Вот только как быть с козой, испуганно забившейся в угол при появлении Тугана и от страха даже не решившейся заблеять? Она-то медведю не является ни кровной, ни молочной родней. Для Тугана она добыча, как бы не задрал, вдруг проснется среди зимы от голода… Каким-то шестым чувством Хадия решила, что следует, пожалуй, привязать рядом с медведем клок козьей шерсти, чтобы он воспринимал запах как домашний. Может быть, тогда не тронет бедное животное? Так Хадия и сделала.

Эта зима далась Хадие гораздо легче. Во-первых, рядом есть смышленая дочурка, которая уже стала довольно сносно лопотать и почти свободно бегала по пещере ножками. Во-вторых, съестных припасов достаточно, и голодная смерть уже не грозит, как это было год назад. Есть коза, как-никак живое существо, можно и поговорить, пока доишь или вычесываешь шерсть. И, наконец, есть Туган, сторож и охранник, который, надеялась Хадия, в случае опасности не даст в обиду. Вот только нет рядом людей…

А как только сойдет лед, Хадия возьмет дочку, перейдет реку вброд и отправится в путь. В Асанай… Представляя себе в подробностях, как они с Миляш пойдут в Асанай, Хадия коротала зимние вечера. Днем она обирала калину с высушенных веток, выделывала звериные шкуры, сшила себе и дочке платья из красной материи. В свободные минуты вспоминала свои летние приключения на охоте и сборе грибов и ягод, стараясь занять себя. Это помогало ей не одичать совсем вдали от людей, к которым нужно вернуться. И вернуться не полудиким лесным существом, а полноценной, нормальной женщиной с человеческим обликом. Женщиной и матерью.

А время не останавливало свой бег. Снова наступила весна, снова в пещеру стали поступать ее пьянящие ароматы. Миляш бегала по дому из конца в конец, играя с козлятами. Речь ее становилась все более живой и забавной. Хадия тем временем выходила на прогулки с козой и возвращалась обратно, чтобы та запомнила дорогу и возвращалась бы домой сама после выпаса. Когда стало совсем тепло, Хадия вывела на волю и дочку. В этот раз она учла прошлый печальный опыт и повела ее из пещеры, когда солнце село и не слепило так ярко, сообразив, что именно яркий солнечный свет так напугал в прошлый раз Миляш. Коза бежала впереди, радостно блея, довольная, что снова оказалась на воле. Миляш бежать за козой не торопилась, как это было в пещере. Вцепившись в платье матери, она чуть подрагивала худеньким тельцем и молчала. Оторвав ее ручонку от своего подола, Хадия отошла на несколько шагов в сторону. Миляш осталась на месте. Тогда Хадия окликнула ее, и та, растопырив руки, осторожно двинулась к матери, будто на ощупь. Не заметив под ногами камня, споткнулась, упала и заревела в голос. И тут Хадию ошеломила очевидная мысль: Миляш не видит! Она же совсем ослепла в полутемной пещере! Как же Хадия не понимала этого раньше? В пещере девочка двигалась свободно, изучив каждый уголок и расположение предметов, а здесь, на свету, она совершенно беспомощна! И она, Хадия, виновата в этом. Потому что прошлым летом неосторожно вынесла девочку сразу на яркий свет, который и повредил неокрепшее зрение. Сердце Хадии зашлось от горя и беззвучных рыданий.

Но, к счастью, Миляш не ослепла окончательно, хотя и видела очень плохо. Зрение восстанавливалось очень медленно, от прогулки к прогулке, и потому Хадия не рискнула отправляться в путь с полуслепой девочкой, чтобы не подвергать ее опасности. Следовало выждать, когда зрение Миляш станет лучше. Эх, Асанай, Асанай… Видно, твое ласковое имя так и останется для Хадии лишь недосягаемой сказкой.

Так и получилось, что Хадия с Миляш остались на Уктау и на следующее лето. Туган с наступлением весны ушел в лес и вряд ли вернется снова на зимовку в пещеру. Скорее всего, найдет себе этим летом пару и заведет свою берлогу. Тропу, по которой медведь вернулся по осени, Хадия нашла еще зимой. Оказывается, в самой глубине пещеры был узкий и длинный поворот, по которому можно было выйти на восточный склон горы. Пользоваться этим ходом было и удобнее, и безопаснее, и Хадия вскоре совсем перестала пользоваться веревочной лестницей, оставив ее на всякий случай. Она по-прежнему продолжала ходить на охоту, делая по привычке припасы. Иногда выводила погулять Миляш, постепенно увеличивая время нахождения на воле. Коза нагуливала бока вместе с козлятами, и все шло своим чередом. Но этим летом произошло событие, всколыхнувшее однообразное и привычное времяпрепровождение маленького семейства.

Такый