Призрак голода отступил. Груди вновь стали наливаться молоком, и девочка сосала их в удовольствие, сколько пожелает. И только мысли о брошенном на произвол судьбы медвежонке беспокоили Хадию. В конце концов решив, что она не имеет права бросать погибать голодной смертью того, чья мать ценой своей жизни спасла их всех, Хадия решила привести звереныша к себе и выкормить его. Да и останки медведицы и мертвого медвежонка следовало захоронить. А Хадия теперь часть дикой природы, и погибшую медведицу и медвежонка она подсознательно воспринимала почти как свою родню, как бы это дико ни звучало…
Наступила весна. Первая весна на новом пристанище. Хадия часто наблюдала за окрестностями из «окна» пещеры. И хоть она теперь боялась признаться даже самой себе, все же в душе ее теплилась надежда и желание увидеть кого-то из людей, встретить хоть одну живую душу. Но со стороны Асаная в эту глухомань никто не приходил. Да и попавшая в пещеру медведица — лишнее подтверждение тому, что места эти глухие. Хадия хорошо понимала, что хозяин леса не обитает там, куда ступает нога человека.
Однажды ночью Хадия проснулась с ощущением тревоги на душе и тут же услышала грохот и скрежет. Со страхом подумала: уж не мир ли переворачивается, не конец ли света наступил, настолько страшен был доносившийся снаружи шум. Бросившись к выходу из пещеры, женщина выглянула наружу и успокоилась. Оказывается, на реке просто тронулся лед, и льдины с грохотом и треском напирали и кололись о неприступную Уктау.
Вернувшись в пещеру, Хадия посмотрела на спящую девочку и спящего неподалеку медвежонка и улыбнулась. Ну прямо как братик с сестричкой! Медвежонка Хадия не обижала, ничем не обделяла его. Накормив девочку, сцеживает из другой груди молоко, разбавляет его небольшим количеством воды и поит звереныша. Особых хлопот он не доставляет, в основном спит, по медвежьей привычке инстинктивно посасывая лапу…
А весна наступала все энергичнее. Когда однажды Хадия подошла к роднику за водой, ее буквально опьянил аромат цветущей черемухи. Похолодало. Ночью снова выпал снег. Но это были последние холода, Хадия хорошо знала, что за ними наступит настоящая весна, со свежим ветром, запахом распускающейся листвы и травы и речной прохладой. В этот период проклевывается свербига, завязывается борщевник и начинает зеленеть дикий лук. Надо будет не пропустить этот момент и заготовить зелени впрок, чтобы было чем поддержать ослабший за зиму организм. Мысли ее прервал проснувшийся медвежонок. Подняв мордочку, он принюхался к запахам и… прямиком направился на то место, где Хадия захоронила останки медведицы и ее мертвого детеныша. Хадию бросило в жар: он что ли почувствовал останки матери, родного существа… Ноги сами повели ее за медвежонком.
Тот прямиком направился вглубь пещеры и ровно в том месте, где была могилка, стал разрывать лапами землю, урча и тоскливо поскуливая. Стоя от него в нескольких шагах, Хадия с болью смотрела на звереныша, плачущего почти как человек, испытывая острое желание окликнуть его по имени, приласкать и успокоить. И тут же поймала себя на мысли, что никакого имени у него нет. Более того, даже у ее собственной дочери до сих пор нет имени, словно ее и не существует. Хадия привыкла ее называть просто дочкой.
Миляш
Оставив медвежонка, Хадия вернулась обратно, вымыла в ручье лицо, набрала свежей воды. Сев у очага, задумалась об имени девочки. Как же ее назвать? Девочка через месяц-полтора сидеть начнет, а к осени уже будет бегать ножками, надо как-то называть человечка. А ведь Хадия и имен как следует не знает. Разве что назвать ее именем матери? Нет, это будет постоянно причинять ей боль, напоминая о покойнице… И вдруг в голову само собой пришло имя: Миляш — Рябинка, вот как она будет звать свою девочку! Первое, что она увидела, когда пришла на Уктау, это пламенно-красные гроздья рябины на склонах. Значит, и девочка, родившаяся и выросшая внутри этой горы, должна иметь такое красивое имя.
— Миляшечка моя, красавица, маленькая… — заговорила Хадия со своей дочкой, ласково называя ее собственным именем. — А куда же запропастился твой родственник — Туган? Ну да ладно, как ушел, так и придет. Найдет дорогу обратно.
Под «Туганом» она имела ввиду медвежонка, решив, что и ему необходимо иметь какое-то имя.
Дни теперь для Хадии бежали быстро. Миляш стала для нее собеседником, хоть сама еще не умела говорить и едва ли понимала хоть что-то из того, о чем говорила мать. А Хадие просто надо было с кем-то говорить, чтобы окончательно не одичать и не потерять дар речи. После нескольких месяцев почти полного молчания она с трудом возвращала себе живость речи, чтобы девочка училась слушать и говорить, и не выросла бы совершенным зверенышем в этой пещере…