Кровь королей

так, что на столе задрожали кубки. - Ладно, римлянин, делай свои дела и

возвращайся. Я буду ждать тебя.

 Центурион кивнул и неспешно направился к дальнему концу зала. Пока он шел,

его четыре раза окликнули, приглашая за стол. Каждый хотел выпить с тем,

кому удалось превзойти могучего бургунда. Петрей кивал, улыбался, пожимал

руки, но с пути не сворачивал. Наконец он добрался до длинного стола за

которым пылал очаг и суетилась кухонная прислуга. Здесь же расположился

хозяин таверны, толстый и почти лысый одноглазый Лутаций. Приглядывая за

рабами, он то и дело на них покрикивал, а особо нерасторопных награждал

тумаками и подзатыльниками. При этом он время от времени обходил зал,

приветливо болтая с посетителями, интересуясь не желают ли дорогие гости еще

чего-то покушать или испить вина.

 - Привет тебе, Лутаций, - бросил центурион.

 - А! Достойный Петрей! Рад, рад тебя видеть! Экое ты сегодня представление

устроил моим гостям!

 - Он здесь? - спросил Петрей, не обращая внимания на благодушие хозяина.

 - А как же! Конечно, здесь. Я предложил ему двух лучших девочек, и он не

смог отказаться. Я сразу понял, что за вкусы у старого развратника, знал,

чем ему угодить.

 - Где он?

 - Послушай, Петрей, я - истинный патриот Рима и готов служить святому

делу. Поэтому я выполнил твою просьбу. Но ты понимаешь, все это будет в моем

заведении. Что могут подумать люди, если поднимется шум? А я ведь дорожу

своей репутацией...

 Петерей выудил из-под плаща увесистый мешочек и сунул его хозяину.

 - Держи. Все, как договаривались. Можешь пересчитать.

 - Что ты, что ты! - пробормотал Лутаций, поспешно пряча мешочек. - Я тебе

доверяю. Только знаешь что? Не убивай его, ладно? По крайней мере не в

'Звездочке'.

 - И не собирался. Так где он?

 - На втором этаже. Вон лестница. Третья по счету дверь слева. Девочек...

 - Не трону я твоих девок.

 - Постой! Видишь вон того парня у лестницы? Он с твоим греком пришел.

Охрана, наверное. Сидит там, не ест, не пьет, по залу глазами зыркает.

 - Ясно.

 Не слушая больше лепетания хозяина, Петрей развернулся и, слегка

пошатываясь, направился к лестнице, нащупывая под плащом меч.

 

 Горбоносый чернявый парень в шерстяной тунике сидел на нижней ступеньке

лестницы, исподлобья оглядывая зал. Его левую руку от локтя до запястья

обвивал тонкий кожаный ремешок, похожий на те, что используют кулачные

бойцы, а на поясе висел внушительный кинжал. Направляясь к лестнице, Петрей

прихватил по пути огромную кружку пива, - пена аж стекала через край, - и

теперь шел, радушно протягивая ее вперед. На лице он изобразил самую что ни

на есть глупую ухмылку завсегдатая таверн и горького пьяницы, а левой рукой

поудобнее перехватил под плащом ножны с мечом.

 - Э-ге-гей! Что скучаешь один, добрый муж?! Не распить ли нам чудесного

напитка?

 Горбоносый поднялся на ноги и окинул Петрея презрительным взглядом.

 - Я не пью эту дрянь, варвар, - сказал он с четким восточным акцентом.

 - Это кого ты варваром назвал, негодяй?! Я к нему, как к лучшему другу, а

он...

 Центурион покачнулся, изображая пьяного, и половина содержимого кружки

оказалась на тунике стража.

 - Ах ты дерьмо свиное! Я ж тебя.., - горбоносый в ярости ухватил Петрея за

плечо, и тут же получил тычок концом ножен по дых. Он отшатнулся, хватая

ртом воздух, согнулся пополам, и Петрей от души приложил его кулаком по

затылку.

 Все произошло настолько быстро, что почти никто ничего не успел толком

заметить.

 - Пить со мной отказался, собака, - пояснил Петрей трем бургундам,

сидевшим ближе всего к месту событий. Все трое расхохотались в усы и подняли

кружки.

 Все так же пошатываясь, Петрей переступил через тело поверженного

противника и поднялся вверх по широкой лестнице.

 Второй этаж освещала тусклая масляная лампа. Было здесь мрачновато, но

довольно уютно. Стены, расписанные нимфами и фавнами, предающимися любви в

разнообразных позах, вполне могли бы привлечь внимание знатока. В дальнем

конце коридора виднелась огромная голова лося. Лось смотрел свирепо и

недовольно. Должно быть потому, что кто-то выковырял у него один глаз.

Петрею, впрочем, некогда было любоваться красотами убранства, помня слова

Лутация, он подошел к третьей двери слева, прикрытой тяжелым алым пологом.

Из-за двери доносились то ли всхрапывания, то ли довольное похрюкивание.

Скрипела кровать. Не раздумывая, центурион обнажил меч и, отдернув полог,

толкнул дверь.

 На столиках вдоль стен горели десятки свечей. В центре комнаты стояло

огромное ложе с балдахином. Посреди одеял и подушек лежал на спине до

крайности тучный муж, волосатый, словно африканская обезьяна. Жир на боках и

ляжках аж подрагивал при каждом его движении. На его бедрах примостилась

девочка лет двенадцати. Сосредоточенно закусив губу, она покачивалась

вперед-назад, и от каждого ее движения толстяк довольно похрюкивал. Вторая

девчонка ерзала в изголовье ложа, прижимаясь к лицу развратного мужа.

Занятые своим делом, они не заметили внезапного появления Петрея, пока он не

ткнул острием меча волосатую ногу.

 Толстяк вскрикнул, дернулся - девочки полетели на пол, и на центуриона

уставилось разъяренное потное лицо землистого цвета, изборожденное морщинами